Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

Изначально Фидель не хотел заниматься вопросами управления страной, но сейчас все изменилось. Хосе Миро Кардона подал в отставку, и пост премьер-министра занял Фидель. Он поменял свое решение. Хосе Миро Кардона ушел, а Фидель теперь премьер-министр. Мануэль Уррутия Льео — марионетка в руках Фиделя. Мы все марионетки в его руках.

Я не сомневаюсь в том, что именно Фидель убил моего брата. Или по крайней мере отдал приказ.

— Сейчас нелегкие времена, — продолжает отец. — Но что начнется, если Фидель получит все, что хочет? Они смотрят на него как на бога. В боге нельзя сомневаться, ему нельзя перечить, его нельзя остановить. Он уничтожает все на своем пути. — На этих словах голос отца срывается. Мы дома об этом не говорим, но мы все понимаем. — Люди позволят ему сделать все, что он посчитает нужным. Они будут поддерживать его, подпитывать своим гневом и жаждой крови. И тех, кто при Батисте процветал, они разорвут на куски.

Мать бледнеет. Французская революция пришла на Кубу.

— Мы уедем, — шепотом продолжил отец. Он говорит шепотом, поскольку сейчас в Гаване у стен появились уши.

— Эмилио.

— Тихо.

Мама замолкает.

— Мы уедем, — продолжает он, — потому что оставаться здесь уже небезопасно. Мы уедем и будем ждать до тех пор, пока ситуация не изменится. Мы вернемся только тогда, когда угроза минует.

Мы должны уехать, потому что в Гаване Пересам уготована смерть.

— Куда мы поедем? — спрашивает Беатрис с вызывающим блеском во взгляде.

Я на мгновение закрываю глаза и начинаю молиться, прося Бога, чтобы она смирилась с этим решением, чтобы мы могли пройти через это испытание без потерь и разногласий. У меня больше не осталось сил на борьбу. Смерть Алехандро опустошила меня, а Беатрис она, наоборот, наполнила праведной яростью. Она стала такой, какой раньше я ее никогда не видела.

— В Соединенные Штаты, — отвечает он. — У меня есть друзья во Флориде, они нам помогут. У меня есть земля в Южной Флориде, и там тоже растет сахарный тростник.

Я почти не удивлена. Мой отец из тех людей, у которых всегда припрятан туз в рукаве, у которых есть план действий на случай непредвиденных обстоятельств.

А вот мама выглядит так, будто еще немного, и она упадет в обморок.

— Кто будет следить за домом, пока нас не будет? Кто будет следить за нашими вещами? — спрашивает она.

Мне жаль маму — отец совершенно не интересуется ее мнением, ее проблемами, его не волнуют ее страхи. Он решил, что мы поедем в Америку, и не потерпит никаких возражений.

— Этим будут заниматься слуги, — отвечает он. — Твоя тетя может ненадолго приехать погостить. Все будет выглядеть так, будто мы уезжаем в путешествие. Просто на этот раз путешествие продлится дольше, чем обычно. Мы дадим стране время разобраться в себе. Это безумие не может продолжаться вечно — рано или поздно люди очнутся. Фидель не предлагает никаких реальных решений для Кубы. У него нет опыта управления, нет того, что нужно, чтобы возглавить эту страну. Сейчас люди стекаются к нему, потому что он избавил их от Батисты, но помяните мое слово — рано или поздно появится другой лидер, чье имя они будут скандировать. Наша семья на протяжении веков формировала будущее Кубы. Наш дом всегда будет здесь.

Я хочу верить его словам. Я хочу верить во что-то, когда мне кажется, что вера покинула меня.

По щекам Изабель катятся слезы. У Беатрис такой вид, будто она хочет дать кому-то пощечину. Мать и отец приглушенными голосами, чтобы никто из персонала их не подслушал, обсуждают детали его плана, они в смятении.

Персонал…

Что будет с Магдой в наше отсутствие?

Что я скажу Анне? Что я скажу остальным своим друзьям?

— Ничего, — отвечает отец, когда я задаю этот вопрос вслух. — Чтобы не привлечь к нам лишнего внимания, вы должны молчать обо всем. — Его слова обращены ко всем нам, но взгляд прикован к Беатрис.

Мария, которой всего тринадцать, кажется, разрывается между страхом и предвкушением поездки.

Моя рука скользит к животу, к жизни под моей ладонью, к крошечной жизни, трепещущей внутри меня. Я не могу больше скрывать эту тайну. Как только мы приедем и обоснуемся в Соединенных Штатах, мне придется рассказать своей семье о том, что я жду ребенка. Но не сейчас…

Пусть мы сначала справимся с этим новым вызовом, который бросила нам судьба.

Сейчас, хотим мы этого или нет, мы должны уехать и поселиться в стране, которая определила наши судьбы. Есть некая ирония в том, что раньше наши казино и отели были до краев заполнены американцами, а теперь мы точно так же наводним их страну в поисках убежища от хаоса, в который сами себя втянули.

— Мы уезжаем завтра, — объявляет отец.

Услышав его вердикт, сестры заплакали. Они плакали, стараясь приглушить слезы, чтобы весь дом не узнал о наших планах.

— Мы поедем как туристы. Это единственный выход. Вы будете вести себя так, словно мы едем в очередное путешествие за границу. Каждая из вас может взять с собой один чемодан. Все драгоценности должны остаться дома.

— Что мы будем делать, когда доберемся до Америки? Где мы остановимся? Как мы будем жить? — спрашивает Изабель.

Наверное, сейчас она думает о своем женихе. Уехала бы я, если бы Пабло остался жив? Не знаю. Я разделяю страх моего отца. Как и он, я чувствую, что здесь мы в опасности. В своей стране мы стали нежеланными гостями. И доказательство тому — труп моего брата, подброшенный к воротам нашего дома. Я не хочу приводить в этот мир своего ребенка — нашего ребенка. Я боюсь того, что готовит нам будущее.

Никто не знает, что ждет нас в Америке, но хуже, чем здесь, быть точно не может.

Остаток вечера в доме царила тишина. Родители удалились в свою спальню, Мария легла спать, а Беатрис и Изабель наверняка улизнули из дома, чтобы попрощаться с теми, кто был им дорог.

Я собираю чемодан и удивляюсь, как, оказывается, легко поместить туда целую жизнь. Закончив с чемоданом, я переодеваюсь в ночную рубашку и халат. Шкатулка, в которой я храню все свои украшения, стоит на комоде. Через несколько минут в мою комнату входит Магда.

— Я смотрю, Беатрис и Изабель куда-то запропастились, — говорит она недовольным голосом.

Я невольно усмехаюсь. Город рушится у нас на глазах, а она беспокоится о том, как бы не пострадала репутация моих сестер. Мне кажется, что сегодня я люблю ее сильнее, чем когда-либо.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она, садясь рядом со мной на кровать и поглаживая меня по спине. Она всегда так делала, когда я была ребенком.

Я кладу голову ей на плечо, а рукой прикрываю свой живот. Я заметила, что делаю это все чаще и чаще. Когда я нахожусь на публике, мне приходится контролировать свои движения, и я очень устала от секретов, которые вынуждена скрывать от семьи.