Дмитрий Бавильский - Красная точка

– Под нужды Олимпиады Сочи радикально перестроят, из-за чего многих людей насильно, без всякого выбора переселят в другие дома. Этот опыт пригодится затем и в Москве, потому что когда разразится экономический кризис и стагнация, мэр Собянин (вам понятно же, что его никто не выбирал, потому что свободных выборов в России больше не будет – по крайней мере, на вашем веку) решит поднять столичный стройкомплекс за счёт сноса всех пятиэтажек (впрочем, не только их), из-за чего «собственников жилья» начнут насильно переселять на территорию Новой Москвы (что это отдельная песня, вам пока непонятная), нарушая таким образом Конституцию.

Здесь Старовойтова вспомнила слова персонажа Андрея Миронова из «Берегись автомобиля», который говорил в суде, что комический преступник Деточкин посягнул на самое святое, что есть у советских людей, – Конституцию, потому что, как известно, частную собственность пока ещё никто не отменял, да только Васе стали неинтересны эти потусторонние бредни, в которых не возникало никакого, даже отдалённого проблеска реальности.

Встав из-за стола, Вася подошёл к окну, увидел мельком высоту пятого этажа и готический замок впереди, возвышавшийся над одноэтажным посёлком. Замок? Чу, померещилось. Откуда в Чердачинске готика? Это снежинки ворожат предновогодние чудеса. Вася решил в этом году больше не пить и пошёл в чужой туалет, где тоскливо пахло сторонним существованием. Свет Вася не включил (не смог найти выключатель), смыв искал на ощупь. Он так и не мог определить, где находится, в чьей квартире и как сюда попал. Однако, услышав слова заклинания, словно бы стекавшие у него из головы по позвоночнику вниз, похолодел не только спиной, но даже копчиком, так как странная догадка на миг ослепила его, точно врубив тысячу ватт.

– Хлеб, соль, вода, гном, иди сюда, нам нужно три волшебные палочки…

Мгновенно всё сложилось. Вася увидел туалет пушкарёвской квартиры, в которую его занесло бессознательное колобродство, и это было настолько невероятно, что пересохло во рту. Он не был тут с поминок дяди Пети. Он Тургояк-то не видел уже много лет – после того как она сделала аборт и они расстались. Вася слышал только, что Маруся вышла замуж (некстати, тоже за Васю), родила девочку и «очень счастлива». Тут Вася услышал голос Садыкулина, заманившего его в это логово, и точно оттаял. Рвотный спазм передёрнул затвор.

– Вася… Вася Бочков, ну, ты где заблудился?

Здесь я, здесь, мысленно прокричал Вася в ответ и, толкнув дверь, убедился, что это действительно бывшая квартира Пушкарёвых, в которой уже давно живут другие: обстановка изменилась, мебель, линолеум, окрас стен, даже дверь в зал с книжными стеллажами во всю стену (когда здесь жила Лена, она была составлена из ряда небольших стекол, впрочем, как и точно такая же дверь в гостиную пятью этажами ниже – в когда-то их трёхкомнатной, где теперь, как ему сказали, поселился мент с женой и детьми) – всё стало иным. Дверь заменили на глухую, линолеум мышиного цвета – на псевдодорогой паркет, перемены можно было отмечать и дальше, даже запах стал чужим, менее плотным, более жизнерадостным. Хотя теперь Вася отчётливо ловил носом запавшие внутрь нотки из предыдущей жизни. Ему стало нехорошо, замутило. В голове соткался похоронный Шопен, словно бы целенаправленно доносившийся из бойниц готического замка.

Вспомнив про башни в окне, Вася подавил желание рвануть на кухню и полюбоваться напоследок (почему напоследок?) на треугольные флаги с драконами. Однако сам же себя и тормознул: во-первых, дополнительная потеря времени, во-вторых, забоялся вместо замка увидеть на месте посёлка новые типовые многоэтажки. Подступив вплотную к дороге, некогда обозначавшей край мира, они всегда теперь усталой тысячеглазкой глядят в чужие окна.

Собравшись силами, ничего не говоря, словно боясь, что застукают и от этого станет лишь хуже, Вася быстро обулся, оделся, вышел в подъезд и тихо прикрыл за собой дверь. Проконтролировал, чтобы не хлопнула.

Господи, это же был родной подъезд, кто бы мог подумать, что судьба сыграет с ним такую злую шутку, когда в пятиэтажке уже не останется никого из школьных соседей, которые, как когда-то казалось, будут жить здесь вечно, точно приклеенные. Но даже Янка съехала с четвёртого, не говоря уже о девочках из второго подъезда – Инне Бендер и Таньке Легостаевой. Супруги Орловы умерли, баба Паша тоже, он вдруг вспомнил, как Любку, дочку её, сварившуюся в ванне, хоронили всем подъездом в закрытом гробу.

Вася спускался вниз и смотрел на запертые двери. Здесь жил Таракан, интересно, что с ним стало? Был ли он любовником Любки или же это только грязные сплетни «дома образцового социалистического общежития», которые самозарождались в бетонных перекрытиях? Правду-то теперь никто не узнает.

Вася остановился на втором этаже, где когда-то жили Соркины и Тургояк с родителями и сестрой Светой.

Мимо своей квартиры (дверь та же, как и почтовый ящик, слегка вдавленный кем-то на месте надписи «для писем и газет», из-за чего журналы, остро пахнувшие типографской краской, застревали в его узкой щели и рвались) он проскочил как можно быстрее, не оглядываясь. Будто гнался кто следом или гнал его скорее на свежесть. Наступал на пятки чужим запахом, траурным маршем Шопена.

Сбежал по лестнице предбанника вниз, резко толкнул дверь, которая когда-то крепилась тугой пружиной и стреляла каждый раз, как советское шампанское, а теперь безвольно висела на непонятных соплях, выбежал под козырёк.

В лицо ударил отрезвляющий вечер.

Начинало темнеть.

Шёл потусторонний снег, из-за чего день казался ещё короче и как-то теснее.

Сугробы в палисаднике, где мама когда-то разводила цветы, стояли уже в человеческий рост, хотя заканчивался только декабрь, основные снегопады ждали впереди. На Рождество и Крещение.

Вася перевёл взгляд на соседскую пятиэтажку и увидел сестёр Зайцевых. Ну, конечно, кого, если не их? Остальные ж разъехались или поумирали, а ему, для закрепления урока, нужно обязательно встретить кого-то из прежней жизни.

Сильно повзрослевшие, в одинаково коротких шубках, они, пользуясь свежестью новогоднего снега, выбивали ковёр. Тёмно-зелёные ромбы вписаны в коричневые квадраты – примерно такой же висел и в Васиной гостиной над диваном, тоже тёмно-зелёный, в мелкий рубчик – когда переезжали на Российскую, ковёр забрали с собой, а диван нет. Вася вспомнил, как долго мама воевала с клопами, пока не вывела подчистую. И про комариные тучи вспомнил зачем-то.

Сёстры Зайцевы боролись с ковром на том же самом месте меж домов, где когда-то и они каждую зиму точно так же выбивали свои семейные вещи. Где Марусей был найден кулон. Резко озябнув, Вася, тем не менее, стоял, смотрел (курить не хотелось и вообще ничего не хотелось, словно на время умер – и подглядываешь за бытием изнутри небытия), как они бросили его ворсом на снег и как следует потоптались по нему сапожками.