Никола Хотель - Это всегда была ты

– Скажи мне честно, насколько это все опасно? Я имею в виду твою лихорадку.

Он вздыхает.

– Не так опасно, если я быстро получу пенициллин или амо… ксициллин.

– Ты думал о чем угодно, но не о том, чтобы взять с собой лекарство на всякий случай? – шиплю я. – Разве это, по-твоему, не глупо?

Я ударяю по рулю, пытаясь собраться с мыслями.

– А что именно ты подразумеваешь под словом «быстро»? Я имею в виду, сколько у нас есть времени, чтобы лекарство все еще успело подействовать вовремя? Когда в крайнем случае ты должен принять его?

Часы на спидометре показывают мне, что близится полночь. До Портсмута нам нужно ехать два часа; если я проигнорирую ограничение скорости на шоссе, может быть, всего полтора. Тогда мы будем дома в половине второго, где он сможет принять свое лекарство.

Ашер, кажется, задумался. Его глаза лихорадочно блестят.

– Где-то два часа.

– Два часа с этого момента?

Хорошо, времени мало, но это определенно выполнимо. С облегчением я выдыхаю.

Он глубоко вздыхает.

– Два часа после первых симптомов.

– Что?

Моя голова поворачивается, и машина делает рывок к кустам у обочины. Он хрустит, когда ветки полосуют машину.

– Эй. – Ной издает стон.

– В чем дело? – встревоженно спрашивает Харпер.

– Ни в чем.

Ашер подтягивается на своем сиденье, но он выглядит слишком обессиленным даже для того, чтобы сдуть перышко.

– Спите дальше.

Мои мысли мечутся как сумасшедшие.

– Это означает, что ты должен был принять свои таблетки уже сегодня днем, Аш.

– Думаю, да.

Он снова закрывает глаза.

Я яростно ударяю по рулю – и вызываю громкий гудок.

– Проклятье. Прости, прости. Я случайно попала в гудок. Но почему ты не сказал мне об этом сразу? Почему ты ждал до тех пор, пока твой в жопу пьяный брат не заметит этого? Почему мы сразу не поехали в отделение неотложной помощи?

Застонав, он откидывается назад и трет рукой глаза. Я уже уверена, что Ашер вообще не ответит, но вот он наконец заговорил:

– Это был лучший день, Айви. Лучший день. Я не хотел, чтобы он кончался.

– Это глупо. – слезы застилают мне глаза. – Ведь дело не только в этом одном дне. Речь идет о гораздо большем.

– Ты действительно так думаешь?

– Да, черт возьми.

Я пытаюсь унять слезы. Почему Ашер ничего не рассказал? Почему он не объяснил мне этого раньше? Я могла бы упаковать для него эти дурацкие таблетки, тогда ему даже не нужно было бы думать об этом.

– Есть еще что-то, о чем ты мне не сказал? – спрашиваю я его прямо. – Что может случиться с тобой в худшем случае? Я имею в виду, что если таблетки не подействуют?

А что случается, когда твоя иммунная система больше не исправна, а лекарства не помогают? Мне захотелось ударить себя по голове. Почему я вообще задала такой глупый вопрос? Мне нельзя ни в коем случае думать об этом.

– Айви. Я… я действительно плохо себя чувствую. Дай мне… просто поспать, ладно?

– Да, конечно. Спи спокойно, Аш. Не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, я доверяю тебе, – бормочет он. После этого Ашер больше ничего не говорит.

Я смотрю на спидометр и снова на время.

– Аш?

– М-м? Я думал, что мне можно поспать.

– Да, совсем скоро. Я просто хочу знать, сколько лошадиных сил на самом деле у твоей машины.

– Слишком много, – бормочет он.

– Я серьезно.

Он вздыхает и только с большим трудом держит глаза открытыми.

– Где-то около шестиста. От нуля до ста за 2,9 секунды, если это поможет тебе.

– Господи боже мой!

– Это самая безопасная машина в мире, Айви. – он прислоняет голову к оконному стеклу и вздыхает. – Самый безопасный автомобиль в мире.

– Ладно.

Потом я крепко сжимаю губы. Как только я оказываюсь на шоссе, на полную выжимаю педаль газа.

– Мистер Блейкли, вы меня слышите?

Ашер не отвечает. Он лежит на больничной койке и дышит ровно и слишком быстро. Его волосы насквозь мокрые от пота, и я смахиваю их с его лба, который на ощупь слишком горячий.

– Как долго уже он находится в таком состоянии? – спрашивает меня доктор, молодой медик с яркими бровями и почти белыми волосами, склонившийся над кроватью Ашера. На его бейджике написано «Доктор Декстер Грегори», а вокруг шеи обвивается стетоскоп, который он снимает с шеи и концы которого вставляет себе в уши.

– Уже около полутора часов, – говорю я. – Когда Ашер сел в машину, он еще разговаривал со мной, но потом в какой-то момент заснул. Когда мы приехали сюда, то уже не могли его разбудить, он просто никак не реагировал.

Я, вероятно, никогда не смогу выбросить эту картину из головы. Сэм и Ной пытались вытащить Ашера из машины, но он был неповоротлив, словно кукла. У меня разрывалось сердце видеть Ашера таким беспомощным. Никогда больше я не хочу испытывать ничего подобного.

В отделении неотложной помощи ему тут же поставили капельницу с антибиотиком. Кроме того, здесь у него взяли какие-то анализы крови – не знаю какие. С тех пор мы ждем здесь, в процедурном кабинете. Уже больше часа. Почему, черт возьми, Ашер не приходит в себя?

Врач контролирует поступление инъекции из капельницы, игла которой торчит в сгибе левой руки Ашера, а затем начинает прослушивать его грудь.

– Хорошо, что вы сразу поехали сюда. Некоторые пациенты с аспленией [6] Патология, характеризующаяся отстутствием селезенки. ждут слишком долго, и тогда мы не можем толком помочь даже с лучшими лекарствами.

Я сглатываю.

– У него не оказалось с собой лекарств, а я понятия не имела, что лихорадка так опасна для него. Я… простите, я просто не знала.

– Это не редкость. Более восьмидесяти процентов всех пациентов с аспленией недостаточно осведомлены о риске тяжелых инфекций, при этом это катастрофически важно для выживания. С родственниками дело обстоит еще хуже, поэтому им вообще не нужно винить себя.

Доктор выпрямляется и смотрит на меня:

– Знаете, я знаком с ним довольно давно. Я ухаживал за мистером Блейкли после операции четыре года назад. И я также был одним из лечащих врачей, когда через год у него случился сепсис.

– Что? – меня словно обухом по голове ударили. – У него было заражение крови?

– К сожалению, это все еще происходит слишком часто после удаления селезенки. Мы называем это постспленэктомическим синдромом. Он заразился бактериями и не получил достаточной защиты, потому что отказался от постоянного лечения антибиотиками.

Я не могу поверить в то, что сейчас слышу. Как Ашер мог отказаться от лечения?

– Неужели он не знал, насколько важно для него было пройти это лечение?

– Я лично рассказал ему обо всех рисках. Но у мистера Блейкли был… сложный этап жизни, я бы назвал это так. Во всяком случае, это почти чудо, что он пережил подобное тогда. Смертность при таком синдроме составляет около пятидесяти процентов. Так что ему очень повезло.