Гузель Яхина - Эшелон на Самарканд

Вернее, объявилось его могучее тело. Оно вплыло на перрон, несомое четырьмя солдатами, — как тяжеленное бревно, которое не смогли вскинуть на плечи, а волокут, едва приподымая над землей. Солдаты запыхались, но перемещали ношу бережно — шагали мелко и плавно, стараясь не раскачивать.

— Сестра! — обратился к ней издалека старший. — Начэшелона Деева где найти?

— Он пока не может к вам выйти.

Белая подошла к носильщикам и заглянула в лицо фельдшеру — тот негромко сопел, подергивая во сне усами. Даже не наклоняясь, Белая ощутила крепкий коньячный дух.

— Дело тут до Деева… прибыло, — извинительным тоном сообщил старший.

— Заносите сюда, — показала в штабной.

Велела класть Буга на свой бывший диван. Стариковское тело было так огромно, что едва уместилось на ложе. На всякий случай Белая открыла гармошку — мало ли что учудит с пьяных глаз, пусть будет под присмотром. Ни Деев, ни Фатима не проснулись.

— Это вы его… накачали? — спросила у старшего, провожая солдат на улицу.

— Да он к нам уже пришел такой! — тот все извинялся перед Белой, словно была она Бугу жена или кто-то близкий. — Только ногами еще шевелил и языком. А как перестал шевелить — мы его сразу сюда.

— Откуда же вы узнали, куда нести?

— Так вот, — недоуменно дернул плечами солдат и достал из кармана мятый лист, сложенный вчетверо. — Как тут ошибешься?

Белая развернула — тот самый мандат, что подписывала утром. На обороте крупным фельдшерским почерком было выведено указание: “Мертвецки пьяное и потому обездвиженное тело мое прошу транспортировать на железнодорожный вокзал, в санитарный поезд. Передать тело начальнику эшелона Дееву”.

— Спасибо вам, товарищи. — Белая пожала руку каждому.

— Ему от нас спасибо, — неожиданно с чувством произнес старший. — Мы эту ночь никогда не забудем.

— Буйствовал?

Четверо только переглянулись странно.

— Бранился?.. Тогда что?

Старший помялся, подбирая слова, но так и не сумел подобрать — сказал как есть:

— Лошадей целовал. Всю ночь в конюшне — морды им целовал и слова говорил, такие ласковые, такие трепетные… Захочешь, девке не придумаешь, как сказать, а здесь — лошадям. У нас пол-эскадрона его послушать собралось. Ротный наш за ним в тетрадочку записывал. А повар слезы утирал. Вот какие слова… Поэт!

— Он фельдшер, — сухо сообщила Белая.

— И поэт, — с улыбкой подытожил тот. — Бывает же…

Солдаты ушли.

Белая сняла с подножки штабного давно ожидавший ее вещмешок, забросила за спину и отмахнула машинисту: трогай!

Эшелон заревел басом, объявляя отправку. Пыхнул трубами, грохнул колесами и двинулся вперед. Не провожая взглядом уходящий поезд, Белая зашагала прочь — у вокзала уже ждала повозка. С вагонных площадок махали и кричали что-то сестры — с ними она так и не попрощалась, — но не стала оборачиваться.

“Гирлянда” покидала просыпающийся Самарканд.

Трое уезжали в одном купе. Деев спал так сладко, как никогда еще за время пути, а проснувшаяся Фатима гладила его по волосам и слушала трубный храп фельдшера. Мужчина, женщина и старик уезжали в семейном купе — и каждый был каждому близок и дорог.

Трое разбредались по свету в разные стороны — мужчина, женщина и мальчик. Деев катил поездом на запад. Белая тряслась в повозке на юг. Слепой Загрейка ощупью полз по рельсам обратно на север — искать брата — и знал, что будет искать всегда.

С востока смотрело на всех, поднимаясь по небу, молодое красное солнце.

При написании романа автор обращался к воспоминаниям партийных и советских работников — тех, кто занимался ликвидацией беспризорности и борьбой с голодом в 1920-е годы. Это сборники “Беспризорные” под реакцией А.Д. Калининой (1926); “Особый народ. Рассказы из жизни беспризорных” Ю. Добрыниной (1928); “Рассказы беспризорных” под редакцией А. Гринберг (1925); “Книга о голоде” врачей Л.А. и Л.М. Василевских (1922); “Голгофа ребенка” Л.М. Василевского (1924); “Коллективы беспризорных и их вожаки” (1926) и “Болшевцы” (1936); статьи из газеты “Красная Татария” (подшивка за 1926 год). Многие подсмотренные в этих книгах реплики беспризорных детей перенесены в роман без изменений (“Больно важно вы едите, сестрица, ну прямо как Ленин!”, “Я его научу насчет картошки дров поджарить!”, “Правда ли, что буржуи хлебом паровозы топят?”, “Я тебе свороч! у рыло и скажу, что так и было!” и другие), как и описания бродяжьих “профессий”, как и некоторые ситуации (отъем любимого ножа при эвакуации) и герои (сюжет о Сене-чувашине и преследующей его Вши).

Очень помогли при создании романа труды историков: “Советская деревня глазами ВЧК — ОГПУ — НКВД. 1918–1939. Документы и материалы” под редакцией А. Береловича, В. Данилова (1998–2012); докторская диссертация В.А. Полякова “Голод в Поволжье. 1919–1923. Происхождение, особенности, последствия” (Волгоград, 2009); сборник писем “Голос народа. Письма и отклики рядовых советских граждан о событиях 1918–1932 гг.” (редактор А.К. Соколов, составитель С.В. Журавлев и др.); “Голод в СССР”, сборник архивных документов; “Книга о голоде” — сборник литературно-художественных материалов (Самара, 1922). Также были использованы архивные материалы из Национального архива Республики Татарстан (фонд Р-1251 “Отчёты о работе детских домов”) и Государственного архива Российской Федерации (фонд Р-1058).

Глава про экспедицию детского комиссара Белой в голодное Поволжье основана на материале мемуарной книги А.Д. Калининой “Десять лет работы по борьбе с детской беспризорностью” (1928).

Две фамилии — заведующей казанским эвакоприемником Шапиро и заведующей самаркандским детским домом Давыдовой — отсылают к одному и тому же реальному человеку — Асе Давыдовне Калининой, в девичестве Шапиро. Она была активным борцом с детской беспризорностью и голодом; во время голода 1920–1923-го открывала в Чувашии социальные столовые и эвакуировала 5744 голодающих ребенка в Москву, за что ее называли “матерью чувашских детей”.

Сюжет о катерах, смоловших винтами сорок бойцов-красноармейцев, — реальный исторический факт. Показательный расстрел струсивших во время боя солдат Петроградского рабочего полка с последующим сбросом тел в Волгу и утюжкой их военными катерами устроил в августе 1918-го Лев Троцкий во время боев у Свияжска с войсками генерала Каппеля. Об этом пишут в мемуарах “Свияжские дни” С.И. Гусев (журнал “Пролетарская революция”. 1924. № 2 (25)) и “Моя жизнь” Л.Д. Троцкий (глава 33 “Месяц в Свияжске”). Это первая в истории Красной России децимация; некоторые историки называют ее первым актом политических репрессий.

Кратко изложенная в диалоге Фатимы и Деева история гибели Казанского ботанического сада соответствует реальности.