Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

Однако, сделав круг, вернулся на свой наблюдательный пункт и провел там немало времени. Он видел, как племянник разговаривает с невидимыми собеседниками, но не мог расслышать ни одного слова; однако живость и разнообразие пантомимы, сопровождавшей монолог, испугали его; не проронив ни слова, он вернулся к себе, очень обеспокоенный психическим состоянием бедного Куренка. Неужто худшая из бед поразит последнего из Субейранов?

В течение последующих четырех дней он с рассвета сидел в засаде и каждый раз наблюдал, как племянник в шесть утра выходит из дому чисто одетым, обходит свои силки и быстрым шагом направляется в сторону дороги, ведущей в Обань… И все эти четыре дня во второй половине дня Уголен не переставал говорить сам с собой…

Однако часам к семи, когда Делия отправилась восвояси, старик был приятно удивлен: «придурок» выпустил из рук мотыгу, бросился на колени и стал посылать поцелуи в сторону Обани. На лице Лу-Папе заиграла улыбка, он встряхнул головой. Уголен уселся на большой камень у оливы и подпер лоб кулаками, приняв позу мыслителя; тут уж Лу-Папе, не скрываясь, спустился к нему. «Мыслитель» даже не слышал, как он к нему подошел, настолько был погружен в свои думы, а о появлении дядюшки узнал только благодаря выросшей перед ним в лучах заходящего солнца тени.

Он резко поднял голову, словно вдруг пробудившись ото сна. Лу-Папе серьезно взглянул на него и просто спросил:

– Кто это?

– Это я, – глупо ответил ошеломленный Уголен, поднимаясь с камня.

– Да, это ты. Ты плетешь мне уже месяц всякие небылицы, а сам превращаешься в придурка. Но я спрашиваю о другом: эта женщина, кто она?

– Эта женщина? Какая женщина? – пролепетал Уголен.

– Та, ради которой ты ходишь каждое утро в Обань!

– Я не хожу в Обань, – отвечал Уголен.

– А куда же ты ходишь?

Но Уголен не ответил. Он уставился в землю и так сильно сжал кулаки, что хрустнули суставы.

– Я слежу за тобой три дня. Да, я имею право, потому что отвечаю за тебя. Ты выходишь в шесть утра. Осматриваешь ловушки, собирая добычу, и отдаешь ее кому-то, потому что домой ты ничего не приносишь. Я не мог следовать за тобой по пятам, потому как у меня болят ноги, но знаю: ты ходишь в сторону Обани или Роквер… А после полудня, оставшись один, говоришь сам с собой, жестикулируешь, молишься, посылаешь поцелуи. Кто она?

Уголен упорно молчал.

– Я же не упрекаю тебя, влюбляйся себе на здоровье, – снова начал старик, – хотя и считаю, что ты перебарщиваешь и берешься за дело не так, как надо. Но это должно было когда-нибудь случиться, а когда это случается поздно, бывает, что сильно забирает. Но, в общем, это естественно. Упрекаю же я тебя за то, что ты таишься от меня…

Уголен делал всякого рода ужимки, но молчал.

– Не хочешь сказать, значит это что-то не совсем пристойное. Или она замужем?

При этих словах Уголен залился сумасшедшим хохотом, затопал ногами и закричал:

– Ну да! Вот именно! Она замужем за лембером! Ха-ха-ха!

Он бросился в дом, закрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. На лице Лу-Папе было написано изумление.

– Дело дрянь, да, дрянь, – с большим беспокойством прошептал он и поспешил к дому.

– Открывай, болван! – застучал он палкой в дверь.

– Нет, не открою, но, если хочешь, можем поговорить через дверь.

– Почему?

– Потому что, если я тебя не буду видеть, может, и скажу кое-что.

Лу-Папе подумал и постановил:

– Ты такой же придурок, как и твой покойный отец. Погоди, принесу стул, нога болит.

– Стульев нет, можешь взять в конюшне пустой ящик.

Лу-Папе уселся на пустой ящик напротив двери, оперся на палку, сложив руки на набалдашнике.

– Что ты мне хочешь сказать?

– Я ничего тебе говорить не хочу, это ты выпытываешь у меня. Так что задавай свои вопросы.

– Хорошо, для начала объясни мне, почему ты упомянул лембера? Это меня беспокоит более всего.

– Да так, смеха ради… есть тут один здоровенный лембер, и, когда она его зовет, он приползает и пьет молоко у ее ног.

– Ты видел это на ярмарке?

– Нет, в холмах.

– Значит, из-за того, что она умеет вызывать лембера, ты спятил?

– Нет, нет, но это возбуждает мое любопытство.

– Мое тоже. Это доказывает, что ты так же глуп, как какой-нибудь лембер. А дальше?

– Дальше чего?

– Ну давай говори, кто она!

– Нет, я тебе не скажу, – помолчав, твердо отвечал Уголен.

– Скажи хотя бы, она из города?

– О нет! Совсем наоборот.

– Тем лучше. Я ее знаю?

– Как будто нет.

– Почему «как будто»?

– Послушай, Папе, не задавай мне таких вопросов, ты слишком хитрый, и в два счета поймешь, кто это, так что я даже и не замечу.

– Значит, я ее знаю?

– Вот видишь? Видишь? Ты знаешь, что я не хочу тебе говорить, кто это, но задаешь всякие жандармские вопросы. Нет, не скажу, и всё тут!

– Но почему?

– Потому что это мой секрет. Мой первый любовный секрет. Вот я и храню его.

– Хорошо, хорошо. Храни его пока. Это с ней ты встречаешься по утрам?

– Да, но она об этом не догадывается.

– Если будешь отвечать загадками, не стоит продолжать. Прощай. – Лу-Папе поднялся.

– Нет, Папе, не уходи. Мне нравится говорить с тобой о ней.

– Мне это неинтересно, поскольку я не знаю, кто это!

– Зато я знаю. Вот почему мне нравится.

Лу-Папе пожал плечами, снова опустился на ящик и спросил:

– Как же она приходит на свидания с тобой, если, как ты говоришь, она о них не догадывается?

– Послушай: я знаю, где она бывает по утрам, и прихожу туда каждое утро. Смотрю на нее издалека. Это правда.

– А к чему тебе это? – подумав, спросил Лу-Папе.

– Для меня это удовольствие. Каждое утро, когда я вижу ее, это лучшие минуты моей жизни…

– Ай-ай-ай! Ну, это скоро пройдет!

– О нет! Это не пройдет! Никогда! Напротив! Будет только сильнее с каждым разом!

Лу-Папе размышлял, набивая трубку.

– Ты ушел? – задал Уголен дурацкий вопрос.

– Нет, набиваю трубку. Так ты что, и жениться на ней не прочь?

– О да! Но думаю, она не захочет.

– Почему?

– Потому что она красивая, а я безобразный.

– Это ничего не значит. Некоторые женились на мадоннах, а были страхолюдины почище тебя. Но поговорим серьезно. Есть ли у нее состояние?

– О нет! Так, есть кое-что по мелочи, но не бог весть что.

– В таком случае ей нелегко будет найти мужа. А как насчет здоровья?

– С этим полный порядок. У нее небольшие, но хорошо развитые мускулы. Но пойми, это не кобыла! Нет! А для женщины она сильная и вся как наливное яблочко!

– А могла бы она помогать тебе?

– Могла бы, точно! Я видел, как она копает. Естественно, я не утверждаю, что она может вскапывать землю на полметра. Но выполнять такую тонкую работу, как прополка цветов, она смогла бы лучше меня. А главное, она образованная.