Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

Накануне он был вынужден переместить тело Джузеппе в общую могилу, поскольку не слишком щедрый «подурядчик» оплатил лишь два года аренды места на кладбище, и пришлось освободить место для старухи Жанетты из Бускарль, которая недавно отдала Богу душу.

– Я ей все сказал как есть, когда давал ключ, – пояснил Казимир, – но она поняла только теперь… Послушайте, Батистина…

Но Батистина продолжала кричать как одержимая, размахивая руками, так что на ее крики сбежались псы и с яростным лаем стали прыгать вокруг нее, а фокстерьер Филоксена, трусливо зашедший сзади, ухватился зубами за подол ее платья… Она ударом ноги отбросила его подальше, поднялась по ступенькам лестницы, ведущей на террасу дома господина Белуазо, и, воздев руки к небу, картинно разразилась проклятиями:

– Да падут все ваши свиньи! И ваши козы в придачу! Да рухнут оливковые деревья! Да засохнут на корню бобовые! Да будут бесплодны жены! Да окривеют мужчины! Да скрючит стариков! Да побьет градом ваши виноградники! Да нападет болезнь на кур! Да заведутся крысы в ваших подвалах! Да поразит огонь ваши сараи! Да ударит гром в вашу церковь!

Эта страшная литания, понятная лишь в общих чертах, поскольку произносилась на смеси нескольких языков, заставляла «нечестивцев» хохотать до слез, а детей испускать крики радости… А вот две старушки со страху бросились наутек, осеняя себя крестным знамением. Толстуха Амели появилась в окне и безуспешно пыталась унять поток проклятий:

– Эй вы, там! Заставьте ее замолчать! Она насылает на нас порчу!

Памфилий с булочником, сжав кулаки и выставив вперед указательные пальцы и мизинцы, семь раз выбросили их в сторону колдуньи, сопровождая эти движения заклинанием:

– Чур меня… Чур меня… Чур меня…

Но Батистина продолжала издавать свои устрашающие вопли; тогда служанка господина кюре, поднаторевшая в области изгнания дьявола, появилась на паперти с чашей в руках. В ней была святая вода, которую она бесстрашно плеснула Батистине в лицо. Та, словно опомнившись, перекрестилась и спустилась со ступеней.

– Это jettatura ! [53] Проклятье (ит.) . Вам всем кранты! – бросила она, повернулась ко всем спиной и под улюлюканья удалилась.

Манон, сгорая от нетерпения, уже с час лежала в траве среди пасущихся коз, повернувшись лицом в сторону деревни, и ждала возвращения своей подруги.

И хотя она не могла видеть деревенскую площадь, окруженную домами, она ожидала, что люди станут выходить на улицу, крича и воздевая руки к небу, и что деревня будет напоминать развороченный муравейник. Но все было спокойно под знойным полуденным солнцем… Одна мысль вдруг закралась ей в голову: то новое русло, по которому она пустила воду, возможно, в каком-то месте вновь впадает в тот же подземный канал, по которому вода до этого поступала в деревню… В таком случае все ее старания пошли прахом… Это было не только возможно, но и вполне вероятно, поскольку вода течет вниз по холму, а значит, ей не миновать бассейна…

Она предавалась невеселым думам, когда увидела, как Батистина покидает деревню, преследуемая деревенскими ребятишками, кричащими ей что-то вслед… Внезапно уроженка Пьемонта обернулась к ним, потрясая своей палкой, и истошно, с такой страшной силой крикнула что-то, что они бросились врассыпную; затем она сошла с крутой тропы, которая заворачивала в лощину, и поднялась к Манон.

– Что с тобой, Батистина, дорогая? Что они тебе сделали? – бросилась она к ней.

Батистина хотела ответить, но губы ее задрожали, и она разрыдалась… Манон обняла ее, усадила под скалой в тени сосен и выслушала ее горестные излияния.

– Они вынули его из красивого ящика, потому что он-де занимает много места… И перемешали его с другими, с незнакомыми, которые, может, хворают какой-нибудь гадостью… В этой же яме дровосек Пепито, презлющий испанец, которому Джузеппе дважды врезал по шее за то, что тот воровал у него из корзины вино и строил ему рожи, смеясь над ним, а потом удирал со всех ног… И теперь так навсегда и останется… А как он найдет свои кости на Страшном guidicio [54] Суде (ит.) . , коли все перемешано? И никто уж не сможет признать, где он, где другой, никто же не видел своих костей, легко будет ошибиться… А он ведь теперь весь распался, даже мне не под силу собрать его воедино. И потом, что толку молиться за него на этой общей могиле? Другие, как пить дать, воспользуются и украдут половину моей молитвы! Эти деревенские – стадо свиней, я наслала на них порчу… Ужо несдобровать им, помяни мое слово!

Манон утешила ее как могла, говоря, что на Страшном guidicio Мадонна постарается и все устроит так, что Батистина увидит своего Джузеппе непременно целиком.

– А мой отец? Его они не потревожили? – вдруг спросила она.

– Не знаю, – отвечала Батистина. – Я так расстроилась, что не посмотрела как следует. Они повсюду нарыли ямин…

Манон поднялась и помчалась к деревне.

А тем временем в кафе появились новые лица: подбоченившаяся толстуха Амели, мать учителя с кошелкой в руках, Англад с мотыгой на плече, заглянувший сюда после полевых работ, Кабридан с двумя кувшинами и старуха Сидони.

– Все это истории для бабусь, – с усмешкой говорил Лу-Папе.

– Вот увидишь! Увидишь!.. – отвечала Сидони. – В Ле-Зомбре была колдунья, которая могла четырьмя словами сделать так, что мул или коза падали замертво!

– А пьемонтская бабуся наговорила слов гораздо больше! Лично я думаю, нам несдобровать! – выкрикнула Амели.

– В любом случае, когда старуха насылала на нас беды, моя жена как раз возвращалась из сада, так вот, оказалось, что рагу сгорело, а наша бабушка упала с лестницы. У нее теперь на голове шишка с половину сливы! – подлил масла в огонь Кабридан.

– Так вы считаете, эти два домашних несчастья – первые последствия проклятия? – спросил учитель.

– Я не уверен, но все же что-то в этом есть!

– Твоей бабушке попить бы холодной водички, небось хлещет что покрепче… – начал Лу-Папе.

– Глянь-ка, что я вижу? – прервал его Памфилий.

Учитель проследил за его взглядом: с растрепанными волосами к ним бегом приближалась Манон. Увидев учителя, она остановилась перед ним. Бледность покрывала ее лицо, на лбу выступили капли пота.

– Что там произошло на кладбище? – резко спросила она.

– Переложили дровосека на другое место, потому как у него кончился срок аренды! – бойко ответил Филоксен.

– А… мой отец?

– Как лежал, так и лежит себе и всегда будет лежать!

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Усадите ее! – закричала Магали. – Не видите разве, она сейчас упадет?

Учитель поддержал Манон за плечи, но она взяла себя в руки, покраснела и мягко отстранилась от него.