Димитр Коруджиев - Невидимый мир

— Будет удобнее, если я вам этого не скажу, — ответила девушка, — мне-то теперь уж все равно, но для вас, я думаю, лучше не знать.

— Но почему? Почему? Ведь мы не знакомы, я даже имени вашего не знаю, я…

— Ну ладно, скажу. Я беременна.

— Неужели? — выпалил мужчина.

— Вот и смутились! Я ж предупреждала…

— Опять вы как будто намекаете на какой-то флирт. Но это не так, поверьте! Я стеснительный человек и заговорил с вами просто потому, что мне приятно было…

— А сейчас уже неприятно?

— Не надо так… Мне бы очень не хотелось, чтоб вы так думали. И не во мне тут дело, а в вас. Страшно, когда человек всегда думает только так.

— Извините, — сказала девушка.

— Рад, что вы не обиделись. А то, знаете, бывает, скажешь что-нибудь — ну совсем безобидное, — а тут вдруг возьмут и обидятся. Так вы… вы, наверное, счастливы…

— Счастлива? Почему?

— Ну как же… Новая жизнь… Мечтаете, наверное. Сколько вам осталось?

— Дней пятнадцать.

— Значит, событие случится скоро… Догадываюсь, что эти два месяца вам пришлось пробыть тут, чтобы сохранить ребенка.

— И ребенка тоже.

— А еще кого?

— Я не замужем, — сказала девушка.

— Да, понимаю, понимаю… Простите, что я так мямлю. Просто это все действительно для меня немножко неожиданно, хотя, конечно, в сущности, ничего тут такого нет…

— Только не извиняйтесь, — сказала девушка. — Вам не за что извиняться.

— Ради бога, не сердитесь! Мы так хорошо разговаривали, но вам, по-моему, надоело… У меня такое чувство, словно что-то появилось вдруг — и тут же исчезло. И голос ваш как будто уж не тот…

— Вы мягкий человек, вот и оправдываетесь, — сказала девушка. — Это я должна оправдываться. Весь вечер не даю вам заняться своими делами, рассказываю всякие глупости. А зачем — сама не знаю. На меня это не похоже.

— Тогда я рад, что именно сейчас вы позволили себе немножко расслабиться. Не знаю, есть ли в этом моя заслуга, но я действительно рад.

— Да не собиралась я расслабляться… Все это со мной уже так долго, что я привыкла, в сострадании не нуждаюсь… И прекрасно понимаю, мои дела ни вас, ни кого другого не интересуют. Но разговор как-то так повернулся — глупо было врать.

— То, что вы говорите, грустно, — сказал мужчина. — Не знаю, что и ответить. Понимаете, у меня такое чувство, как будто в каждом вашем слове выражены все неприятности, которые вы пережили. У меня такое чувство, как будто вы рассказали мне все.

— Я вам ничего не рассказывала.

— Да нет, я вовсе не хочу, чтоб вы так меня поняли и думали, будто я вас вынуждаю рассказывать свою жизнь. Мы ведь даже в лицо друг друга не знаем, но, понимаете ли, пока я говорил, мне становилось все понятнее, что́ вы чувствовали. Я как будто ощутил ваши слова, самую суть их, и ваши переживания, которые за ними стоят. Понимаете, это — как озарение. А подробности меня не интересуют. Он могут быть любые. Копаться в них унизительно. Ведь главное — это… это… Ну вот, опять запинаюсь.

— Все так, — сказала девушка, — но мне как-то совестно. Вы из-за меня волнуетесь, а еще неизвестно, вдруг я того не стою…

— А в какие часы вас навещают родители? — спросил мужчина, чтобы сменить тему. — Почему вы молчите? — проговорил он встревоженно. — Прошу вас, ответьте, вы слышите меня? Что там такое?

— Ничего, — сказала девушка, — я в таком духе разговаривать не буду.

— Почему? — спросил мужчина. — Я ведь только…

— Потому что вы заставляете меня сказать, что они вообще ко мне не ходят. А может, так и надо. Я все время вам говорила правду, и было б смешно…

— Значит, не ходят…

— Не ходят, — повторила девушка. — Знаете что: давайте прекратим этот разговор. В нем смысла нет никакого. Мои проблемы к вам отношения не имеют. И хоть вы немножко поволновались, все равно это все ни к чему.

— Постойте! — почти закричал мужчина. — Вы горды и защищаетесь лишь тем, что безразличным, презрительным тоном говорите правду, а потом жалеете, что и это себе позволили. Вы слишком далеко зашли в своей гордости, так нельзя. Возьмите хоть наш разговор. Я понимаю, он не так уж важен для вас, но все-таки он же произошел!

— Хотите произнести слова утешения, которые заменят мне давно утраченную веру в людей, и все такое прочее?

— Не надо, — тихо проговорил мужчина и опять повторил, как будто его словарный запас внезапно иссяк, — не надо…

— Прощайте, — едва слышно проговорила девушка. — Всегда так получается…

— Что вы имеете в виду? Что вы имеете в виду? Алло! Что вы имеете в виду? — повторял он снова и снова.

— Сама не знаю, — ответила наконец девушка, — уже забыла. Только почувствуешь что-то, а немного подумаешь — и ничего уже нет…

— Поговорим спокойно, — сказал мужчина, — но сначала один вопрос. Последний. Но, боюсь, он может вас обидеть. Обещайте, что не подумаете ничего плохого.

— Обещаю, — сказала девушка.

— Если никто не поддерживает с вами связь, кого вы тогда искали по телефону? Ведь наши линии пересеклись случайно.

— Слишком много хотите знать. Почему я должна и это вам рассказывать? Я и так уже все выложила. С тех пор как все закрутилось, прошло много времени. Может быть, я тогда была просто сумасшедшей. А может быть, надеялась на такое, что случилось сегодня, на случайное пересечение линий… Хотя я вам уже говорила, я не смогла б объяснить, что это, собственно, значит.

— Разговор наш стал мучительным, — сказал мужчина. — Поговорим лучше о чем-нибудь безобидном. Расскажите мне, например, о своей профессии.

— Я вязальщица. Работала в одной артели. Когда уже стало заметно, я оттуда ушла. Там были неплохие люди, пока я сейчас говорила, мне вспомнились несколько очень неплохих людей.

— Вот видите!

— Только не надо меня убеждать, будто это опровергает то, что я говорила. Я и сама знаю, что есть тысячи таких же хороших людей, что кого-то из них могла бы и я встретить… Однако ж и в хороших людях чего только не понамешано. Разве не так?

— Не буду вас переубеждать.

— Я в артель возвращаться не хочу. Этот двор, где наша артель, непонятно почему связан с моим прошлым. Напротив нашего окна была стена — такая облупленная! Цвет у нее после дождя делался какой-то мутный, словно она плесенью покрывалась. А на первом этаже всегда висели на веревке две пары черных чулок. Такое было впечатление, будто кто-то вечно сушит одни и те же чулки. И повсюду торчали какие-то хилые, тощие антенны для телевизоров.

— А из окна с чулками доносилась музыка…

— Угадали. И почти всегда одна и та же песня. И так громко, так нелепо… В этом доме были маленькие магазинчики, там продавали пуговицы, дамские туфли и поднимали петли на чулках. Магазинчики были такие крохотные, что продавец и повернуться не мог… Каждый день какой-то старик ставил посреди двора стул и читал газету. Во всем этом, наверно, была своя прелесть, но я стараюсь про тот двор не думать.