Wind-n-Rain - Костолом

Полицейские из наряда уже скрутили обоих, а Николай Николаич обходит помещение, оценивая нанесённый ущерб. В это время Валера носится вокруг Женьки, то прикладывая к её распухшему плечу вытащенную из холодильника бутылку кефира, то просто гладя девушку по голове.

— Как вы узнали… Кто вас вызвал? — обращается Роза к полицейским.

— Анонимный звонок. Как только услышали адрес, сразу же выехали. Да вы тут и без нас, я смотрю, неплохо управились! — Николаичу всё ещё не верится, что один с порезанным бедром и другой с пробитой башкой — дело рук трёх хрупких женщин. — Что же в вас вселилось?

— И правда… Ксюха будто взбесилась! Никогда её такой не видела… — Роза озирается, щуря глаза сквозь бесполезные в почти полной тьме окуляры. — Кстати, где она?

Теперь озираются уже все. Ксении нигде нет.

К одинокому дому на окраине Ксения несётся мокрая насквозь. Резинку она потеряла где-то по дороге, а волосы под тугими струями обвисли тяжёлыми жгутами и больно бьются о плечи. Ветровка осталась в отеле, а футболка и лёгкие брюки липнут к телу, тоже напитавшись влагой, затрудняющей каждый шаг. Дыхание давно потеряно — воздух курсирует по трахеям туда-сюда, не насыщая лёгкие, а лишь усугубляя жажду кислорода. Она бежала без продыху, чудом ни разу не упав. Пережитое потрясение гнало её вперёд, даруя силы и невесть откуда взявшееся зрение — во тьме, без электричества и небесных светил, посёлок будто обратился в сплошное сизо-серое полотно, но она бежала, не теряя дороги, и даже не спотыкаясь. Лишь остановившись у знакомой металлической двери в заборе и вдоволь в неё набарабанившись, она потихоньку возвращает свои чувства. Тяжесть, тягучими путами клонящая к земле — это грязь, облепившая штаны до колен. Кашель, атаковавший девушку, стоило той остановиться, дерёт горло наждачкой, а лёгкие словно горят.

Лай за забором умолкает, и Ксения слышит шаги — по мокрой дорожке они близятся чеканным хлюпаньем.

— Я знаю, что это ты вызвал полицию! А говорил, что ты не экстрасенс! Так как же ты тогда догадался, что я… мы в беде?

— Ты за этим пришла? — Ян пропускает её во двор. В одной руке фонарь, которым он водит по жалкой фигуре вернувшейся гостьи, в другой — зонт. Зонтом он не делится — той, что пришла, он уже ни к чему. — Хотя я рад — ты сделала большой шаг вперёд. — Дверь дома нараспашку, но пропускать гостью внутрь хозяин не спешит. — Перешла на «ты». Нормально. Вот только в таком виде тебе по моему жилищу лучше не шастать. Жди здесь.

Она покорно ждёт под козырьком крылечка, перебирая ногами в набравшихся воды кроссовках. Хозяин возвращается через пару минут. В его руках плюшевый спортивный костюм — розовый, с золотой надписью «Juicy» во всю задницу.

— Оставь обувь здесь и ступай в ванную. Первая дверь справа от кухни. — Он протягивает гостье фонарик. Однако та хоть и скинула кроссовки, причём с видимым облегчением, но идти дальше не торопится — ждёт объяснений. — Извини — что нашёл. Это Ольга когда-то носила. Я оставил…

Когда-то — это в начале века, не иначе. У Ксении такие костюмчики чётко ассоциируются с эпохой нулевых. Однако мягкая ткань так и манит натянуть себя на остывшую кожу…

В ванной комнате совсем ничего нет — только несколько полотенец, сложенных стопочкой, флакон жидкого мыла и рулон туалетной бумаги на полке. Нетронутый. Так выглядят ванные для гостей, догадывается Ксюша. Берёт одно из полотенец, промакивает волосы, скидывает ужасную одежду, умывается водой из-под крана… Успокоившаяся и посвежевшая натягивает на себя предложенное — оно приходится удивительно впору — и, босая, освещая себе путь фонариком, возвращается в холл, где хозяин уже ждёт её с горячим чаем и расставленными по подоконникам свечами. В холле полумрак, но не тьма. Завораживает.

— И всё же, зачем ты пришла?

Не дожидаясь позволения, он присаживается рядом с опустившейся на край антикварного диванчика Ксюхой и беспардонно хватает её за руку. Синевато-малиновая отметина на запястье сразу привлекла его внимание.

— Тебя били?

— Почти нет. Всё гораздо хуже…

Ксения умолкает, переводя дыхание. Но тут же вновь набирает воздуха в грудь — что может быть хуже того, когда тебя бьют? Её слова могут понять превратно, и она спешит пояснить.

— Я сама его ударила. Одного из них. Ножом.

— Хм… — Ян притворно хмурится. Не похоже, чтобы услышанное его хоть как-то взволновало. — Не беспокойся — полиция расценит это как необходимую оборону.

— Да я не об этом! — Ксения вспыхивает и тут же гаснет. — Просто раньше я никого никогда не била. Мне боязно было даже подумать об этом. Даже… Чтобы защититься, я о таком и не мыслила! А сегодня… Мне было страшно, очень страшно, но во мне вдруг родилось столько злости! И эта злость оказалась сильнее страха — представляешь? Я не просто ударила его ножом, я бы ещё раз так сделала, и может даже не один. У меня было чувство, будто я себе не принадлежу. И мне даже страшно представить, как это, должно быть, выглядело со стороны. Что Женька подумает? А что скажут все остальные?

Ну вот и всё — она сделала это. Произнесла это вслух, обозначив цель своего визита. Она ждёт объяснений, потому что точно знает — произошедшее уж слишком напоминало одержимость. И то, что случилось оно сразу после сеанса, о котором она ничего не помнит, подталкивает лишь к одному выводу — между этими событиями есть связь.

— Знаешь что… — Ян щурится, а лёгкая улыбка тут же рассеивает лучики в уголках его глаз. — Тебе показалось, что ты себе не принадлежишь. А что если всё наоборот? Это раньше ты себе не принадлежала, позволяя пользоваться собой, будто ты человек без личности. Что если сегодня ты впервые за долгое время встретилась с собой, со своим настоящим «Я»?

Ксения и сама так думает. Если б не думала — не пришла бы. Скорее, спряталась бы или уехала отсюда навсегда. Но ей нужны ответы. Ей просто нужно знать, что она не сумасшедшая. Только не безумие — всё остальное она как-нибудь переживёт.

— Расскажи мне.

Она резко поворачивается к хозяину, не опуская взгляда. И ловит себя на этом. Даже пытается нарочно отвести глаза, как делала это всегда, разговаривая с малознакомыми людьми. У неё не получается — её взгляд упорно не хочет юлить. Он прям и настырен. Он таков, каким не был никогда, но она уже не чувствует в этом никакой чуждости.

— Хорошо. — Собеседник перехватывает взгляд и расслабленно откидывается на спинку дивана. — Расскажу — хуже не будет. — Он поджимает губы, опускает чёрные ресницы — он собирается с мыслями. Для него этот разговор так же сложен, как и для гостьи. — Дело в том, что мы… Я имею в виду наш род — мы можем видеть боль, отбирать её и хоронить в земле. Без подробностей — это сейчас не важно. Так лечат болезни.