Юлия Друнина - Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

Сидит всегда
В сатиновом халате,
Пиджак и брюки
Истово храня.
Полтинник без раздумий
Не истратит,
Свою жену боится, как огня.

Но в День Победы,
Пробудясь до света,
Он достает,
Торжественен и строг,
Из старого потертого планшета
С отбитою эмалью орденок.

Потом стоит он
В театральном сквере
Часами, с непокрытой головой –
Стоит комбат,
И веря и не веря
Во встречу с молодостью фронтовой.

Солдаты! В скорбный час России
Вы рвали за собой мосты,
О снисхожденье не просили,
Со смертью перешли на «ты».

Вы затихали в лазаретах,
Вы застывали на снегу –
Но женщину представить эту
В шинели тоже я могу.

Она с болезнью так боролась,
Как в окружении дрались.
…Спокойный взгляд, веселый голос –
А знала, что уходит жизнь.

В редакционной круговерти,
В газетной доброй кутерьме
Страшней пустые очи смерти,
Чем в злой блиндажной полутьме…

Работать, не поддаться боли –
Ох, как дается каждый шаг!..
Редакция – не поле боя,
Машинки пулемет в ушах…

И суетным, и мелковатым
Иной дружок вдруг мнится мне,
Когда припомню о солдатах
На той войне, на той войне.
О тех, что так умели просто
Богами стать в твоей судьбе
Все –
От последней корки черствой
До жизни –
подарив тебе…

Расходится в сумерках серых
Со смены фабричный народ.
Веселая девушка Вера
С толпою подружек идет.

Смеется, хотя и устала,
Хоть горек смеющийся взгляд,
Пылает цветной полушалок,
Упругие щеки горят.

Нет имени лучше, чем «Вера»,
И это я всем повторю.
Не Вера ли в сумерках серых
Напомнила мне про зарю?

Любое несчастье осилю,
Пробьюсь сквозь пожары и лед –
Мне только бы знать, что в России
Веселая Вера живет.

В окопах, землянках, теплушках
Не годы я прожил – века…
Ах, если бы знали, как сушит
Солдатское сердце тоска!

От пули спасения нету,
Спасения нет от огня.
Я б, может, не выдержал это –
Надежда хранила меня.

Пусть землю бьет крупною дрожью,
Пускай пулеметы стучат –
Надежду убить невозможно,
А значит, бессмертен солдат!

На запад нас ненависть гонит,
Но даже в смертельном бою
Я чувствую вдруг на погоне,
Любовь моя, руку твою.

Ты вновь мне приснилась сегодня –
Подходишь, платок теребя…
Нет, в прорези мушка не дрогнет –
Ведь я защищаю тебя.

Но только иссякли бы силы
И прочности вышел запас,
Когда бы на родине милой
Не ждали любимые нас…

Мы бы рады мечи на орала –
Но пока только снится покой…
Новобранцу платком помахала
Мать, а после закрылась рукой.

У девчонок глаза покраснели…
Не пора еще танкам на слом,
Не пришло еще время – шинели
Под музейным храниться стеклом.

Я курила недолго, давно –
На войне.
(Мал кусочек той жизни,
Да дорог!)
До сих пор
Почему-то вдруг слышится мне:
«Друг!
Оставь «пятьдесят»
Или «сорок»!»

И нельзя отказаться –
Даешь докурить,
Улыбаясь, болтаешь с бойцами.
И какая-то новая
Крепкая нить
Возникала тогда меж сердцами.

А за тем, кто дымит,
Уже жадно следят,
Не сумеет и он отказаться,
Если кто-нибудь скажет:
«Будь другом, солдат…» –
И оставит не «сорок»,
Так «двадцать».

Было что-то
Берущее за душу в том,
Как делились махрой
На привале.
Так делились потом
И последним бинтом,
За товарища
Жизнь отдавали.

И в житейских боях
Я смогла устоять,
Хоть бывало и больно, и тяжко,
Потому что со мною
Делились опять,
Как на фронте,
Последней затяжкой.

Мы не трусы.
За жизнь
Заплатили хорошую цену.
А стоим за кулисами
Робки, строги и тихи.
Так волнуемся, будто
Впервые выходим на сцену
Мы, солдаты, читаем
Ушедшего друга стихи.

Я и впрямь разреветься
На этой трибуне готова.
Только слышу твой голос:
– Не надо, сестренка,
Держись! –
Был ты весел и смел,
Кареглазый наш правофланговый,
По тебе мы равнялись
Всю юность, всю зрелость, всю жизнь.

И в житейских боях
Мы, ей-богу,
Не прятались в щели,
Молча шли напролом,
Стиснув зубы, сжигали мосты,
Нас не нужно жалеть,
Ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией
Во всякое время чисты.

Удар! Еще удар!
Нокаут!
Да, поражение.
Опять.
А после драки
Кулаками,
Известно, незачем махать…

Стою на краешке припая,
К ночной воде
Прикован взгляд…
Но сердце помнит –
Отступая,
Мы знали,
Что придем назад.

И в горький час,
И в час веселый,
И у несчастья на краю,
Спасибо,
Фронтовая школа,
Тебе за выучку твою!

Когда стояла
У подножья
Горы, что называют
«Жизнь»,
Не очень верилось,
Что можно
К ее вершине вознестись.
Но пройдено
Уже две трети,
И если доберусь туда,
Где путникам усталым
Светит
В лицо
Вечерняя звезда,
То с этой высоты
Спокойно
И грустно
Оглянусь назад:
– Ну вот и кончились
Все войны,
Готовься к отдыху,
Солдат!..

Пусть певичка смешна и жеманна,
Пусть манерны у песни слова, –
В полуночном чаду ресторана
Так блаженно плывет голова.
Винограда тяжелые гроздья
Превратились в густое вино,
И теперь по артериям бродит,
Колобродит, бунтует оно.
А за маленьким столиком рядом
Трое бывших окопных солдат
Невеселым хмелеющим взглядом
На оркестр и певичку глядят.
Я, наверное, их понимаю:
Ветераны остались одни –
В том победном ликующем мае,
В том проклятом июне они…
А смешная певичка тем часом
Продолжает шептать о весне,
А парнишка в потертых техасах
Чуть не сверстницу видит во мне!
В этом спутник мой искренен вроде,
Лестно мне и немного смешно.
По артериям весело бродит,
Колобродит густое вино.
А за маленьким столиком рядом
Двое бывших окопных солдат
Немигающим пристальным взглядом
За товарищем вставшим следят.
Ну а тот у застывшей певицы
Отодвинул молчком микрофон
И, гранатой, в блаженные лица
Бросил песню забытую он –
О кострах на снегу, о шинели
Да о тех, кто назад не пришел…
И глаза за глазами трезвели,
И смолкал вслед за столиком стол.
Замер смех, и не хлопали пробки.
Тут оркестр очнулся, и вот
Поначалу чуть слышно и робко
Подхватил эту песню фагот,
Поддержал его голос кларнета,
Осторожно вступил контрабас…
Ах, нехитрая песенка эта,
Почему будоражишь ты нас?
Почему стали строгими парни
И никто уже больше не пьян?..
Не без горечи вспомнил ударник,
Что ведь, в сущности, он – барабан,
Тот, кто резкою дробью в атаку
Поднимает залегших бойцов.
…Кто-то в зале беззвучно заплакал,
Закрывая салфеткой лицо.
И певица в ту песню вступила,
И уже не казалась смешной…
Ах, какая же все-таки сила
Скрыта в тех, кто испытан войной!