Юлия Друнина - Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

От ялтинского причала
В далекий круиз идет,
Спокойно и величаво,
Сияющий теплоход.
Пусть зимний норд-ост неистов,
Пусть волны как ядра бьют –
Восторженные туристы
Щебечут в тепле кают.
А в Ялте, на скользком пирсе,
Не чувствуя мокрый снег,
Глазами в корабль впился
Бледнеющий человек.
Не думает он о ветре,
Что в море столкнет вот-вот…
Когда-то в войну с Ай-Петри
Смотрел он на теплоход –
С «Арменией» отплывали
Последние госпиталя.
Их с трепетом и печалью
Большая ждала земля.
А солнце светило ярко –
Будь прокляты те лучи!
Измученные санитарки,
С ног падающие врачи.
Спеленатая бинтами,
Израненная братва…
И «мессеры» – взрывы, пламя…
Беспомощны здесь слова.
Смотрел партизан с Ай-Петри
На тонущий теплоход…
Стоит человек на ветре,
Что в море столкнет вот-вот.
Стоит он на скользком пирсе,
Не чувствуя мокрый снег.
Глазами в корабль впился
Бледнеющий человек…

Кормить синичек
Прихожу опять
В старинный парк,
Что над Москвой-рекой.
Не думала,
Что буду здесь стоять
Когда-нибудь
С протянутой рукой!

А вот стою
И, может быть
(Как знать!),
В такой позиции
Убью полдня,
Пока пичуга
Соизволит взять
С ладони подаянье
У меня.

И все-таки –
Зачем мы ходим в горы?
Кому неясно –
Тем не объяснишь…
Ночь звездный тент
Над нами распростерла,
Под этим тентом –
Вековая тишь.

А я,
Я женщина вполне земная,
Люблю свой труд,
Застолье,
Суету.
Но каждому необходимо,
Знаю,
Подняться иногда
На высоту…

Здесь еще кричат цикады –
Правда, робко, правда, слабо.
И еще на босу ногу
Надевают тапки бабы.
Виноградники налиты
Золотой упругой кровью.
Рай земной…
А сердце рвется
В дождь и слякоть –
В Подмосковье.
Коршуненок желтоглазый
На меня глядит, как Будда.
Понимает он, что скоро
С той же силой рваться буду
В рай, где все еще цикады
Подают свой голос слабо,
И еще на босу ногу
Надевают тапки бабы.
Где (пускай уже устало)
Все еще пирует лето…
Ах, когда бы разрывало
Сердце надвое лишь это!..

Он:
Что было, то было срывом…
Я (может быть, на беду)
Не прочерком, а курсивом
По жизни твоей пройду.
Но все же пройду, родная…
И мне нелегко, поверь,
Однако я твердо знаю,
Что должен захлопнуть дверь…
Целую твои ресницы,
Целую в последний раз.
Мне снилась, и будет сниться
Прозрачность зеленых глаз.
Прекрасна ты. Я виновен
(Ох, жизнь посложнее книг!),
Что зову души и крови
Поддаться посмел на миг…
Будь умницей, будь счастливой.
Прости и пойми, пойми:
Что было, то было срывом –
Случается так с людьми…

Она:
Как? Я вам посмела сниться?..
Со свистом года летят –
Мне нынче уже за тридцать,
Вам вовсе под пятьдесят.
Конечно, вы не Ромео,
И я не Джульетта, нет!..
Но все-таки не сумела
Забыть вас за столько лет.
И даже, как пахли травы
В ту ночь,
Не смогла забыть…
Наверно, вы были правы,
Когда оборвали нить.
Но вы не «прошли курсивом» –
Признаться могу сейчас:
Была до конца счастливой
Лишь с вами, лишь возле вас.
И, может, совсем неплохо,
Что в век деловитый наш,
В космическую эпоху
Возможна такая «блажь»…
Но все-таки как жестоко
Смогли вы захлопнуть дверь!..

Ах, это звучит упреком –
К чему упрекать теперь?

Над полями, над лесами
Птичий гомон, детский смех.
Быстро мелкими зубами
Пилит белочка орех.

Барабанной дробью дятел
Привечает громко нас.
О заботах, об утрате
Позабудем хоть на час.

Все печали позабудем
В ликовании весны.
Мы ведь люди, мы ведь люди
Мы для счастья рождены!

Запорола сердце, как мотор –
В нем все чаще, чаще перебои…
До каких же, в самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с бою?..

Ничего! Кто выжил на войне,
Тот уже не сдастся на «гражданке»!

С нестерпимым грохотом по мне
Проползают годы, словно танки…

Я забыла твои глаза,
Я забыла твои черты,
Только помню, как ты сказал
В дни, когда развели мосты:
«Все равно мы – одна река,
Нам прощаться не на века».

Может, так оно, может, нет, –
Ведь прошло с той поры сто лет…

Надышалась морем, тишиною,
А на сердце черная рука…

Я прекрасно знаю, что со мною,
Отчего тоска.

Чаек в плач переходящий хохот –
Сиротливо в Балтике зимой…

Думала, когда разлюбят – плохо;
Нет ужасней разлюбить самой.

Сядь в траву,
Оглядись, послушай,
Дух полыни вдыхая горький.
В обмелевшем пруду лягушка,
Раздувая, полощет горло.
Тенью ящерка проскользнула,
Шмель летит с реактивным гулом.
Сядь в траву,
Оглядись, послушай,
Полечи синевою душу.

Как резко день пошел на убыль!
Под осень каждый луч милей…
Грустят серебряные трубы
Прощающихся журавлей.

Как резко жизнь пошла на убыль!
Под осень дорог каждый час…
Я так твои целую губы
Как будто бы в последний раз…

Встречи, разлуки,
Солнце и тени,
Горечь полыни,
Сладость сирени –
Все это,
Все это мне!

Как я безмерно, бескрайне
Богата!
И велика ль,
Если вдуматься,
Плата –
Это щемящее чувство заката,
Дума о завтрашнем дне?..

Не говорю, что жизнь проходит мимо –
Она и нынче до краев полна.
И все-таки меня неудержимо
Влечет к себе далекая Война.

Опять, упав усталой головою
На лист бумаги в полуночный час,
Припоминаю братство фронтовое,
Зову на помощь, полковчане, вас.

А молодым (и я их понимаю)
Не о войне бы – лучше о любви…
Всему свой срок:
Не в сентябре, а в мае
Поют в сердцах и рощах соловьи.