Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 2

Внешне он мог показаться грубоватым, и многие принимали эту маску за подлинное его лицо. Меня же он всегда поражал своей деликатностью и тонким отношением к людям. Будучи человеком с содранной кожей, он как бы боялся случайно, ненароком коснуться и причинить боль чужой душе. Я всегда преклонялся перед ним как перед человеком, бесконечно чтил его как творца. Он был сложившийся Мастер — великий художник, я же ещё иду к намеченной мною в искусстве цели, и потому я часто мучил себя сомнениями — достоин ли я его дружбы.

Для меня это был чистопородный гений. Гений во всём. Самый живой человек. И вот он мёртв. Горько. Больно. И всё же слава Богу, что просиял в мире такой талант. Слава Богу, что судьба свела меня с ним.

Говоря о Ван Гоге, нельзя не говорить о Теодоре, его брате. Творчество Ван Гога многим обязано этой чистой душе, которая поддерживала его на протяжении всей его беспокойной и мучительной жизни. И сейчас, думая и говоря о Высоцком, я не могу не думать и не говорить о Марине Влади, его жене и истинном друге. Двенадцать лет прожила она с ним и отдавала все эти годы ему всё, что могла. И всё, что он создал за эти двенадцать лет, во многом обязано ей. Наверное, не будь Марины, Высоцкий ушёл бы от нас ещё раньше. Я чту и люблю её, и образ Володи неразрывно связан в моей памяти с этой удивительной женщиной. Спасибо тебе, Марина, от всех нас, от России — за Володю, за тебя спасибо.

Как-то раз Василий Васильевич Розанов сказал: «Если кто-нибудь на моих похоронах скажет лошадиное „смерть вырвала из наших рядов", я вылезу из могилы и дам по морде». Зная характер Володи, думаю, он сделал бы то же самое. И поэтому хочется сказать ему, дорогому и близкому человеку, только одно: «Вовчик, родной Вовчик, что же ты покинул нас?…»

Когда Володя уезжал из Парижа, меня не было во Франции. Вернувшись, я увидел на столе стих, посвящённый мне. Я прочёл его и понял, что это прощанье.

За день перед смертью Володя позвонил Марине и сказал, что написал для неё песню. После похорон она нашла её у него на рабочем столе. В ней он сказал всё — и о ней, и о себе.

Поэт Владимир Высоцкий рождён театром.

Галилей Брехта, Гамлет Шекспира, Свидригайлов Достоевского, Хлопуша Есенина — гордость нашей горькой актёрской профессии. Как он любил слова этих авторов, с каким смаком, остервенением и радостью произносил их тексты, всгда по-своему разно, вкусно, зримо… с кровью и плотью, иногда вопреки нашей пресловутой актёрской органике, пошлому стремлению передразнить жизнь.

Высоцкий брал в работу самые, казалось, бросовые слова. Он их не присваивал, механически вставляя в стихи, а делал своими, заставляя их звучать по-новому, наделяя частицей себя. Речь уличная, разговорная превращалась в нём в поэзию.

Его слово многоголосо: мы слышим и голос героя, и голос Высоцкого, причём отношение поэта к герою очень неоднозначно: в нём и ирония, и горечь, и боль…

С каким неистовым вниманием вслушивался он в мои нелитературные рассказы о чудесах деревенской жизни, впитывая и усваивая крестьянский словарь, подслушивая сибирский диалект и неписанный синтаксис и интонацию!

Злой рок русской поэзии: за редким исключением, всё сколько-нибудь значительное погибает, едва успев расцвести. Этой трагической участи не избежал и Владимир Высоцкий — артист, поэт, композитор — редкостного и неповторимого дарования.

Но и недоиграв, недопев, недописав, он оставил нам так много, что о нём ещё долго невозможно будет сказать «был». Он — «есть». Во всяком случае, до конца нашего поколения.

«Новая Газета»

Август 9-15 1980 г.

…И будут новые и новые стихи, и неостановимо великое движение в народе — писем, песен, воспоминаний, — движение вечной скорби и вечной благодарности к тому неслыханному везению в нашей жизни, имя которому — Владимир Высоцкий.

ОН прочищал лёгкие и мозги тех, кто только прикасался к его творчеству.

Теперь его нет, и многое становится на свои места, многое — знание истины, и осознание Богатства, и чувство вины перед ним.

Он сослужил великую службу миллионам путаников, несчастных, недоверчивых и неверующих.

С его уходом над всем реализовалась метафора: «всенародная любовь…» А также — «невосполнимая утрата» Пушкина, Маяковского, Есенина, Пастернака…

А жизнь будет тысячи раз возвращать его памятью — таким, каким он был… Упругость гениального спортсмена, выносливость героя войны, лидерское обаянье в любом застолье, в любом собрании людей… Никто никогда не мог его пересмешить, переусердствовать в дружбе и очаровательном мастерстве рассказчика…

И вместе с тем — жёсткость, скупость выражения чувств, антипатия, безмерная гордость — за себя, за друзей, за свой театр, за свою землю великих талантов, борцов, за землю Поэзии, величия духа и долготерпеливого мужества…

Не время, не выходит сегодня подробно описывать встречи и слова реальной повседневности… Все ещё напишут, и я напишу, как пообещал ему…

Я напишу, Володя. Я напишу, милая Марина. Я необыкновенно богат теми днями, ночами, дорогами, теми почти тремя тысячами спектаклей, что сыграно рядом, в одном театре, в одних мизансценах, у одного и того Любимова… Распалась связь мизансцен… Народ, которому он, Поэт, без остатка отдал жизнь и талант, — оплакивает его.

«Новый Американец»

27-2 сентябрь-октябрь 1980 г.

Из архива газеты «НА»

Похороны В.Высоцкого

25 июля, в пятницу, я услышал об этом. Показалось неправдоподобным. Субботняя газета «Нью-Йорк Таймс» подтвердила: «Владимир Высоцкий, советский актёр и бард, умер от инфаркта». Был перевран возраст (46 вместо 42). Была обязательная «клубничка»: в юности «сидел», отпустили при Хрущёве (никогда и ни при ком не «сидел»). Были плохие переводы (а возможны ли хорошие?) по нескольку строк из нескольких песен.

Сколько раз он «лежал забинтованный, каждый член расфасованный»! И в «палате наркоманов» лежал. И на его «похороны съехались вампиры». И умирал «сосед, что справа, а что слева еще нет». Но это было — в песнях. В жизни же «всё было в цельности и сохранности». Однажды, правда, он действительно умирал в реанимационном отделении больницы Склифасовского — ранним утром угодил под машину. Но выкарабкался: «выходит так, что я туда, а вы оттуда» — своим друзьям, навещавшим его — я, дескать, из загробного мира (почти) в жизнь (туда!), а вы ко мне, к умирающему (оттуда!)… Он был действительно народным поэтом. Миллионы жителей его страны не смогут процитировать ни строчки из вдалбливаемого в их головы с ясельного возраста Ленина, но с лёгкостью необыкновенной напоют куплеты из Высоцкого. 30 тысяч провожали его в последний путь на Ваганьковское кладбище — не забудем: в эти олимпийские дни Москва была закрытым городом.