Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Столь же сильное влияние оказал на меня Ганс Селье (Hans Selye).

Ганс СЕЛЬЕ (1907–1982) получил образование на медицинском факультете Пражского университета. Затем продолжил учебу в Риме и Париже. Он эмигрировал за океан, где возглавил институт экспериментальной медицины и хирургии (ныне — Международный институт стресса). Еще в Праге Селье обратил внимание на то, что первые проявления разнообразных инфекций совершенно одинаковы; различия появляются спустя несколько дней, а начальные симптомы одни и те же. Тогда же он стал разрабатывать свою гипотезу общего адаптационного синдрома, согласно которой болезнетворный фактор обладает пусковым действием, включающим механизмы адаптации.

Профессор Селье рассматривал физиологический стресс как ответ на любые предъявленные организму требования и считал, что с какой бы трудностью ни столкнулся организм, с ней можно справиться двумя типами реакций: активной, или борьбой, и пассивной, или бегством от трудностей или готовностью терпеть их. Ганс Селье не считал стресс вредным, а рассматривал его как реакцию, помогающую организму выжить . Нетрудно заметить концептуальную общность между «приспособительной сущностью болезней» по Давыдовскому и «общим адаптационным синдромом» Селье.

Последним моим ментором [37] Ментор — это советник или наставник, который готов делиться своими знаниями с подопечным. был Ирвинг Готтесман (Irving Gottesman ) — американский профессор психологии, один из основателей современной психиатрической генетики, внесший значительный вклад в доказательство наследственной природы шизофрении.

Ирвинг Изадор ГОТТЕСМАН (Irving Isadore Gottesman, 1930–2016) — профессор в Университете Вирджинии и Миннесотском университете. Большую часть карьеры он посвятил исследованию генетики шизофрении, став классиком в области психиатрической генетики. Ирвинг получил многие престижные премии, такие как Приз Hofheimer, высшая премия от американской Психиатрической ассоциации для психиатрического исследования, и другие.

В 1967 году Ирвинг впервые предложил полигенную модель заболевания, а в 2003-м — концепцию эндофенотипа [38] Gottesman II, Gould TD. The endophenotype concept in psychiatry: etymology and strategic intentions». Am J Psychiatry 2003; 160 (4): 636–45. . Он опубликовал полтора десятка книг и более 300 других публикаций, создал первую учебную программу по генетике поведения в Соединенных Штатах. Две его книги [39] Schizophrenia and Genetics: A Twin Study Vantage Point; Schizophrenia: The Epigenetic Puzzle. я прочитал в оригинале и знал почти наизусть. Ирвинг был рецензентом и редактором моей первой статьи в журнале Genetic epidemiology. С тех пор мы переписывались, а впервые встретились на конгрессе в Канаде. Позднее мы опубликовали в соавторстве пару глав для серии монографий под моей редакцией [40] The Handbook of Neuropsychiatric Biomarkers, Endophenotypes, and Genes. Volumes I–IV. Ritsner, Michael S. (Ed.), Springer Science+Business Media, B.V., 2009. Handbook of Schizophrenia Spectrum Disorders. Volumes I–III. Ritsner, Michael S. (Ed.), Springer Science + Business Media, B.V. 2011. .

Таким образом, изучение роли стресса и его динамики у больных людей вместе с оценкой влияния генетических факторов будет в фокусе моих исследований в последующие сорок лет работы в науке. Но до этого было еще очень далеко.

В 1967 году, когда я был студентом второго курса, мне поручили сделать доклад на студенческой конференции по философии на тему « Будет ли принуждение личности при коммунизме? ». Такие задания получали и другие студенты, что входило в программу изучения философии. Я засел за книги, обзоры и статьи. Подготовился обстоятельно, но, как оказалось, «на свою голову». В докладе, рассмотрев понятия личности, свободы, принуждения и коммунистические воззрения на эту тему, я упомянул биопсихосоциальную модель личности и криминального поведения, известную в науке с 50-х годов. В заключение я сделал два вывода:

• Преступность невозможно искоренить полностью в любом обществе в силу биопсихосоциальной природы человека.

• Принуждение будет иметь место и в коммунистическом обществе, в котором сохранятся аппараты принуждения, такие как милиция, суды, тюрьмы и места заключения.

Сделав эти очевидные «открытия», я на полном серьезе был доволен своим вкладом в развитие философии коммунизма. Однако теоретический коммунизм мне уже не казался этаким раем на земле. Лекционный зал был заполнен студентами и преподавателями. После нескольких докладчиков я бодро изложил основные положение своей работы и в заключение поблагодарил всех за внимание. В зале наступила «мертвая» тишина — мне не аплодировали, как другим докладчикам. Более того, председательствующая на заседании доцент кафедры философии в своем заключении отметила все сообщения, не упомянув мое. Как будто его и не было. Все равно я был доволен тем, что избавился от задания по философии без каких-либо идеологических разборок. Конечно же, я ошибался. Разборок не было, но «ответный удар» последовал позже. Агитпроп института ничего не забывает, но об этом чуть позже.

В тот период меня заинтересовал вопрос: «Могла ли марксистско-ленинская философия предотвратить разгром генетики в СССР?» С середины 60-х годов в стране стала возрождаться генетика [41] Дубинин Н. П. И. В. Мичурин и современная генетика // Вопросы философии. 1966. № 6. С. 59–70. Фролов И. Т. Генетика и диалектика. М., 1968. , и, будучи студентом третьего курса, я написал небольшой реферат для конкурса студенческих работ на тему « О некоторых философских аспектах теории гена ». Изучая литературу, я был потрясен тем, как лихо использовалась коммунистическая философия в отрицании генетики. Было ощущение, что такая философия — это не просто безобидное словоблудие, а «карающий меч» партии, подобно КГБ, с помощью которого можно как уничтожить науку (как это и сделали с генетикой и кибернетикой), так и оправдать ее возрождение. И СОВЕРШЕННО НЕВАЖНО, КАКОВЫ ФАКТЫ! Хотя в реферативной работе и не было оригинальных мыслей, она была весьма полезной для моего образования и мировоззрения.

Неожиданно для меня эта работа последовательно победила на трех конкурсах студенческих работ подряд: институтском, краевом и всероссийском. Деканат института командировал меня в Москву получать заслуженный диплом. Я впервые побывал в столице, впечатлился ее размерами и безразличным отношением к людям везде: в гостиницах, столовых, магазинах и т. д. Гостиницу, естественно, никто мне не забронировал. Прилетев вечером, я приехал в одну из них («Украина»), но без брони меня и слушать не стали. Я взял такси и поехал в другую, потом в следующую — везде одна и та же вывеска: «Мест нет». Наконец в гостинице «Юность» нашлась койка в каморке под лестницей, где уже спали двое мужчин. Повезло.