Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Всесоюзная конференция победителей конкурсов студенческих работ состоялась в большом зале Московского государственного университета. Присутствовало более 500 студентов, академиков и профессоров. Сообщения делали дети московской элиты, которые крутились возле своих родителей-академиков. Интересного было мало. Вручали дипломы за лучшие работы. Получил и я свой диплом, впервые почувствовав, что это не моя «компания». Так впервые, но не в последний раз я оказался в чуждой «среде обитания». Понимание своей чуждости советскому обществу и нежелание в нем находиться с годами сделалось перманентным.

В том же 1968 году планировалось проведение Первой всесоюзной студенческой конференции по медицинской генетике в Москве. Оргкомитет принял тезисы доклада от нашей генетической группы и прислал приглашение сделать устное сообщение. Работа содержала семейные данные по умственной отсталости (олигофрении) у детей и была ранее доложена на XXIII научной студенческой конференции нашего института:

« К вопросу об этиологии олигофрении (кафедра общей биологии)» — студ. IV курса М. Рицнер, Л. Свечкова, студ. III курса Е. Базилевская, О. Константинова, Н. Костина, Т. Мечетнер, студ. II курса Н. Ковалева, Е. Гладенко, Е. Малаханова, Б. Толчинский, Ю. Кочкин, В. Атласов, Т. Старостина.

Родословные больных собирались участниками генетического кружка, в том числе и Олей Константиновой, дочерью проректора по научной работе профессора Анатолия Алексеевича Константинова . Я передал в научную часть приглашение оргкомитета с просьбой о командировке, что стало «горячей» новостью в институте. Это был едва ли не первый случай, когда студента повторно приглашали на конференцию в Москву. Через несколько дней меня вызвал проректор по научной работе. На его столе лежало письмо от оргкомитета конференции с моей фамилией.

— Проходи, Миша, — сказал приветливо Анатолий Алексеевич, предложив мне сесть. — Поздравляю тебя с хорошей работой, ты гордость нашего института, привез из Москвы почетный диплом победителя конкурса, и вот теперь доклад принят на всесоюзную конференцию по медицинской генетике.

Профессор Константинов был крупным мужчиной с лысой головой, гипомимичным лицом и маловыразительными глазами. Его лекции были самыми скучными, голос монотонный, с выраженным «снотворным эффектом». Вместе с тем Анатолий Алексеевич был заслуженным человеком, прошел войну, имел награды. Каким он был ученым и в чем состояли его научные заслуги, я не знал.

— Скажи, ты не против, если сообщение на генетической конференции сделает Оля Константинова?

— Анатолий Алексеевич, — начал я в недоумении, — Оля — студентка только третьего курса, она просто не сможет написать и сделать этот доклад, ответить на вопросы.

— Ничего страшного, — парировал проректор, — дай ей свой текст сообщения и подготовь ее как следует.

Ничего страшного в этом действительно не было, кроме одного: папа-начальник проталкивает свою дочь в науку. В СССР это было в порядке вещей, а я столкнулся с этим впервые и был не готов принять такую протекцию.

— Я этого сделать не могу. Кто докладывает, тот и должен быть способен подготовить сообщение. Лучше пошлите Любу Свечкову. Она сможет написать и достойно представить работу. Оля не справится с этим, ей слишком рано представлять такую работу на конференции, — продолжал я настаивать на своем, встав со стула и посматривая на дверь. Меня впервые понесло…

— Ты не горячись. Подумай хорошенько, а то как бы тебе не пожалеть об этом, — четко и угрожающе произнес мне уже в спину руководитель науки института.

Я остро, может быть даже преувеличенно, воспринял требование проректора по науке. Через несколько дней состоялась еще одна похожая беседа. Чем сильнее он на меня давил, тем упорнее я стоял на своем и тем меньше была вероятность получить от меня желаемый результат («правило пружины»). Уступить наглому принуждению проректора в пользу его дочери я не мог. Это было сильнее меня. Собрав всех участников нашей работы, я рассказал о требовании проректора по науке. Все поддержали меня, даже Оля Константинова с удивлением заметила, что ей ничего об этом не известно. Заплакав, она покинула это заседание кружка. С тех пор в работе генетического кружка Оля участия не принимала. Как и следовало ожидать, на конференцию в Москву никто не поехал, хотя тезисы были опубликованы. У меня же появился недоброжелатель с административными возможностями, которыми он не преминул воспользоваться.

Конфликт с А. А. Константиновым и мой идеологически ошибочный доклад о преступности при коммунизме имели печальные последствия. И их не пришлось долго ждать.

— Через месяц меня освободили от обязанностей председателя совета научного студенческого общества института.

— Следом меня переизбрали с должности секретаря комитета ВЛКСМ факультета. От этого я хотел избавиться, но, когда двумя месяцами раньше я просил об этом, никто меня и слушать не хотел.

— Более того, мои научные работы больше не принимались на институтские конференции. Я стал посылать их на другие форумы и в научные журналы Москвы, где они и печатались. На одной из институтских конференций, где я впервые был просто слушателем, профессор А. В. Маслов заявил: « Научный уровень наших конференций в последний год стал много выше, чем в столице, где охотно публикуют в журналах статьи Миши Рицнера, отвергнутые научной частью нашего института! » Было обидно, но это было еще не все!

— Окончив третий курс с отличием, я рассчитывал получить ленинскую стипендию. Мне нужна была повышенная стипендия (90 руб. вместо 30 руб. в месяц), так как я незадолго до этого женился. Хотя я проходил по всем строгим критериям, ленинскую стипендию мне не дали. Когда решение ректората сообщили на заседании преподавателей института, проф. А. В. Маслов, проф. В. Д. Линденбратен, проф. Н. К. Фруентов и некоторые другие возмутились, почему я не прошел. Ответ был предельно прост: «НЕ ХВАТИЛО СТИПЕНДИЙ». В предыдущие годы все подходящие кандидаты получали эту стипендию. Излишне говорить, что дискриминационное решение обидело 20-летнего и амбициозного молодого человека, каким я был в то время. Однако Судьбе было угодно, чтобы это произошло, иначе не случилось бы то, что случилось.

После заседания комиссии института по стипендиям заведующая ЦНИЛ к. м. н. Наталья Григорьевна Концевая зашла к профессору А. В. Маслову на кафедру биологии и сказала ему буквально следующее:

— Александр Васильевич, пришлите ко мне этого мальчика.

А. В., передавая мне историю с ленинской стипендией «в лицах», был очень возмущен. Он посоветовал мне зайти к заведующей ЦНИЛ.