Карел Конрад - Отбой!

Мы стучим зубами от холода. Во всем городе внезапно тухнет свет, венгры выключили электричество.

Слышно, как вблизи журчит вода в незамерзшей части реки. Успокоительный звук. Журчание Вага, особенно плеск воды о берег, напоминает мне нашу речку Огарку. От этого пропадает ощущение чужбины. Я закрываю глаза и прислушиваюсь. Совсем как дома.

Сюрпризы, подарки…

На железнодорожном мосту, в двух километрах от нас, вдруг вспыхивает ожесточенная перестрелка.

Пулеметы, легкая батарея.

Ружейный огонь, шрапнель, взрывы ручных гранат.

Оказалось, — обо всем этом мы узнали позднее, — что наши моряки прибыли в Леопольдов на бронепоезде Мурлыке и предприняли атаку на мост. Под их прикрытием наступал отряд Боздеха — ему удалось собрать по трактирам часть добровольцев.

К сожалению, прицельный огонь противника сбил поезд с рельсов посредине моста. Матросы геройски дрались под дождем гранат, не отступая ни на шаг. Никакой координации между обеими атаками не было, обе группы ничего не знали друг о друге.

Мы подкрадываемся к мосту. Эмануэль первым, Кнеборт — вторым.

Плечом к плечу, тесно прижавшись, по колено в снегу, девять человек ползут во тьме. Два-три шага ползком — остановка. И опять три шага. Точно гусеница на зеленом листке.

Минуту мы лежим неподвижно.

Шум воды, стрельба на железнодорожном мосту, полосы теней от высоких перил помогают нам остаться незамеченными. Еще три осторожных шага вперед. Уже виден неприятельский часовой, высокий, сильный солдат. Или это только кажется, что он такой огромный?

Часовой стоит боком к нам и, ничего не подозревая, наблюдает за битвой на мосту. Он целиком захвачен этим зрелищем.

Еще вперед. Еще. Плеснула вода. Еще шажок. Замереть на месте. Еще шажок. Мы прерывисто дышим в такт. Кнеборт тихонько кладет ствол винтовки на плечо Эмана. Каждый из нас опирается на предыдущего, только Пуркине не целится, он сжимает в руке ручную гранату. Все сгрудились, сжались, почти не дыша.

Ба-бах! Залп из восьми винтовок.

— Ура! Градчаны!

Огромный часовой падает как подкошенный.

Бросаем гранаты. Ура!

Девять взрывов рвут воздух. С обоих берегов трещит ружейный огонь. Из углового дома за мостом неприятельские пулеметы поливают свинцом перила моста.

Из дверей и окон таможенного домика в панике выскакивают венгерские солдаты. Непроницаемая тьма. Вспышки выстрелов на мгновение озаряют мост, и опять мрак. Эти контрасты слепят глаза. Пороховой дым щиплет ноздри. В ногах какое-то странное напряжение.

Быстрое мелькание фигур.

Крики.

Пальба.

Рев, стоны. Суматоха.

Вот один солдат падает ничком, получив пулю от собственных товарищей. Другие остановились на полдороге и открыли огонь, весьма небезопасный для тех, кто уже добежал до моста.

С другой стороны бегут наши, Вытвар с револьвером в руке подгоняет их. Сорокалетний Мелихар, отец пяти детей, с разбегу вогнал штык в горло венгерского офицера. Удар так силен, что штык вошел по самую мушку карабина…

На железнодорожном мосту батарея ожесточенно палит по нашим матросам. Но те не отступают. Грохот канонады, треск пулеметов, взрывы гранат и картечи, крики людей сливаются в один оглушительный шум. Немецкие Stielhandgranaten [166] ручные гранаты (нем.) . , наполненные экразитом, взрываются со страшным грохотом и усиливают суматоху. Из противоположного леска венгры ведут ружейный огонь.

Строчат пулеметы.

Пушка… Ура, она наша! Наша, милая пушечка!

Несколько человек тянут захваченное орудие назад к вокзалу. Нас становится меньше.

Мы мечемся в конце моста, наталкиваясь один на другого, оглушенные, ослепленные. Минутами мы в каком-то беспамятстве. Возбужденные схваткой, мы бегаем, не в силах усидеть на месте. Я падаю, споткнувшись о что-то мягкое. Мертвый? Убитый? Да. Наклоняюсь к нему, ищу у себя в кармане спички. Свистят пули. Я лихорадочно шарю вокруг.

Вз-з-з! — просвистел снаряд.

Склонившись к лицу мертвеца, я чиркаю спичкой. Не-ет, это, кажется, не Эмануэль, на нем ведь не было полосатого свитера. Или он? Пытаюсь нащупать его усики, но пальцы скользят в крови. Сверху она уже холодная, застывшая, но, когда пальцы нащупывают рану, чувствуется живое тепло.

Короткий всхлип пулемета.

Рык, рев.

Взрывы со стороны реки звучат глухо, из леска слышна четкая ружейная стрельба.

В ране кровь, еще теплая… Я чиркаю другую спичку, наклоняюсь ближе к длинному лицу. Не Эман ли это?

Кнеборт пинает меня ногой.

— Ты что выдаешь нас светом? — рычит он. — С ума сошел? Идиот!

— Vorwärts!

Я бегу и спотыкаюсь о брошенную кем-то каску. Снег под нашими ногами превратился в жидкую грязь, вязкую, как застывшая кровь.

— Ура-а, Градчаны!

Снизу из-за моста слышен голос Пуркине. Сердце у меня тревожно забилось: его голос злобен и отрывист.

— Сдавайтесь, именем Праги. Никому не будет вреда, честное слово! Feuer einstellen! Не стрелять!

Мы бежим туда. Угловой дом, откуда противник отстреливался всего ожесточеннее, теперь безмолвен. Из открытых окон торчат рыльца пулеметов. Внутрь!

Пол густо усыпан пустыми гильзами. Пулемет расшвырял их по всей комнате, точно сеятель семена. Никого нет. Как так? А за дверьми? Ага! Что это горбатится под одеялами на постели?

У железнодорожного моста бушует бой. В открытые окна слышны частые пушечные выстрелы.

Вода отражает огни перестрелки, взрывы гранат.

В кроватях спрятались трое солдат и притворяются спящими. Это мобилизованные словаки. Венгры заставили их воевать. Пуркине стоит, расставив ноги, и глядит на них с презрительным сожалением. Потом он выходит в соседнюю комнату. Там наши товарищи обшаривают шкафы. Один уже надевает отличные высокие сапоги, другие рассовывают по карманам и подсумкам какие-то вещи.

Все торопятся, обеспокоенные ожесточенной канонадой на мосту. Никто не знает, что это — победный натиск наших матросов, которые сперва немного отступили, а сейчас, собрав силы, ринулись вперед. Но мы и представления не имеем об этом; нарастающая перестрелка усиливает нашу тревогу. И в такую минуту наши товарищи обшаривают шкафы, комоды, ящики стола!

— Балбесы, прочь отсюда, не то угощу штыком! — кричит Эмануэль и, словно смутившись своей вспышки, выбегает во тьму. Мы бежим вслед за ним вверх по берегу. На воде мерцает какой-то подозрительный огонек. Бац! Бац в него!

— Сто чертей! Что вы делаете, идиоты! Стреляете сами не знаете в кого!

Это маленькая мельничка на пароме в рукаве реки. Старый мельник выскочил вон и голосит. Наверное, ранен.

По гололеду мы бежим дальше. Руки мерзнут от холодных гранат, хорошо бы поскорее избавиться от них. Вперед, в город! К железнодорожному мосту!