Тоомас Винт - Возвращение [романы, новеллы]

Через какое-то время он поднялся на колени, нашарил выпавшее из рук удилище, взял его и стал ждать. Ему было безумно жаль, что за спиной никого не оказалось и он не получил никакого подтверждения тому, что золотая рыбка существует.

И вдруг белый поплавок задрожал. Он словно ожил: танцует, быстро скользит в сторону, на миг останавливается, несколько раз подпрыгивает на поверхности воды и уходит вглубь. Александр резко дергает удилище и чувствует, что на конце лески как будто повис камень. Он продолжает тянуть, ясно отдавая себе отчет: то, что попалось на крючок, норовит вырваться, — Александр отступает, волоча добычу к берегу. С его губ срывается победный клич. Он тянет, видит, что на берегу что-то барахтается, подтягивает поближе…

Александр взмок, его бьет озноб — ему снова приснился кошмарный сон про золотую рыбку, этот бесконечно повторяющийся сон, от которого он просыпается весь в поту. Он хотел скинуть с себя одеяло, но рука зачерпнула воду. Вздрогнув, Александр открыл глаза и увидел в просвете между облаками диск луны, редкие звезды, синевато поблескивающую воду. Голова гудела от нестерпимой боли. Он лежал в грязной прибрежной воде, попытался было встать, но под рукой оказалось что-то холодное и скользкое. С большим трудом он поднялся на колени и обеими руками схватил тяжелую мертвую рыбу, постепенно до него дошло, что золотая рыбка мертва, что никто не станет просить у него свободы, да и он ни от кого не сможет потребовать исполнения своих желаний. Александр взял рыбу на руки, стал баюкать ее как ребенка, и в серебристой чешуе рыбы отразился лунный свет. Теперь он понял, что и на этот раз видел сон, от которого ему больше никогда не избавиться.

Он видел все это как будто впервые: стол, покрытый зеленой бумагой, сине-серый корпус пишущей машинки, портрет в черной блестящей рамке, с которого ему улыбалась светловолосая женщина, на стене — картину, изображающую морской пейзаж, мрачное небо, пенные волны и гнущиеся на ветру деревья; картина висела довольно низко, выделяясь на фоне темно-коричневых обоев в золотой цветочек; видел книжную полку с разноцветными корешками книг, возвышающуюся от пола до потолка; в углу комнаты — напольную вазу, в которой ветка каштана покрывалась клейкими почками, расцветала зелеными листьями, пышными гроздьями… А подле вазы лепестки цветов, устилающие, подобно снежинкам, темно-синий пол; видел снег, падающий медленно, тяжелыми хлопьями, видел, как желтели листья, как обнажались, роняя свой убор, деревья, как бегали и смеялись дети и как сидели на скамеечках перед домами старички и старушки. Видел тяжелое свинцовое небо, которое опускалось все ниже и ниже.

Слышал шаги, тихий скрип двери, приглушенные голоса, кто-то тихонько напевал, кто-то приходил, уходил. Слышал жужжание мухи, проследил ее полет к окну, где она села на занавеску и застыла там.

Он размышлял о минувшем вечере, когда в битком набитом зале маленького театра играли сцены из жизни двух людей. Они переживали счастье, несчастье, радость, грусть… любили, ссорились, негодовали, ревновали, завидовали, плакали, думали, ненавидели, мирились, расходились, сходились… Жаль, что конец не получился, сказал позже кто-то из его знакомых. Весь спектакль он не отрывал глаз от венского стула, на который никто ни разу не сел, который ни разу даже не сдвинули с места и который был здесь совершенно неуместным, неодухотворенным, мертвым. Возвращаясь из театра домой, он думал: сейчас я возвращаюсь из театра домой. Сеял мелкий, похожий на туман, дождь.

На следующее утро после спектакля он брел по городу. Ночью дождь перестал, светило солнце. Люди ходили, гуляли, некоторые торопились. За прилавками магазинов толпился народ. По дороге проезжали машины, трамваи, троллейбусы и автобусы. Он остановился на углу улицы и взглянул на окна какого-то дома. За окнами, склонившись над письменными столами, работали люди. На столах лежали скоросшиватели и стояли настольные лампы с зелеными абажурами. Он подумал: зачем писать сцены из жизни двух людей, если не получился конец. И для чего понадобился этот венский стул?..

Время близилось к вечеру, когда до него донеслись звуки духовой музыки. Это удивило его. Играли на городской площади. Он ускорил шаг, музыка зазвучала громче и оборвалась. Он увидел на площади медное и серебряное сияние труб, тонконогих девушек-барабанщиц, толпу, полукругом окружившую оркестр. Громкоговорители держали речь, сам оратор прятался за спинами людей; он попытался протиснуться поближе, но затем отказался от своего намерения, и когда брел назад, голос говорившего стал удаляться, пока не стих в уличном шуме.

Для чего мне понадобилось писать сцены из жизни двух людей и к чему на подмостках из спектакля в спектакль стоит венский стул, хотя никакого смысла в этом нет, думал он вечером, лежа в постели, когда голоса в доме стихли, все замерло и только часы тикали с раздражающе громкой монотонностью.

Утром он проснулся неожиданно бодрым, но когда сел за письменный стол, то увидел все как будто впервые: стол, покрытый зеленой бумагой, сине-серый корпус пишущей машинки, портрет в черной блестящей рамке, с которого ему улыбалась светловолосая женщина, на стене картину…

Женщина пришла в кафе часов около семи и села за столик в самом дальнем углу, у окна, на котором висели неопределенного цвета занавески, пропитанные дымом. Она заказала ликер и кофе. Вскоре в кафе вошел молодой человек, скользнул взглядом по сидящим, а затем нерешительно направился к столику, за которым сидела женщина. После довольно долгого и тягостного молчания они заговорили. С тех пор прошло уже несколько часов, почти за всеми столиками сменились посетители, они же продолжали заказывать еще и еще, и последний заказ официантка отказалась принять, поскольку молодой человек изрядно захмелел. Женщина изобразила на лице любезную улыбку и сказала, что они вовсе не пьяны, официантка погрозила пальцем, но тем не менее принесла еще один графинчик, который напоминал колбу, и две дымящиеся чашки кофе.

— Так вот, изо дня в день я вынужден общаться с этим типом, — сказал мужчина, словно продолжая какую-то свою мысль, — слушать глупости, которые он говорит, смеяться его шуткам, выполнять его распоряжения, и хотя я все знаю о его махинациях, я ничего не могу поделать…

Он наполнил рюмки и мутным взглядом посмотрел на женщину, но та ничего не ответила, сказала лишь, что он очень похож на одного диктора телевидения. Собственно, с этого и начался их разговор, позже она призналась, что когда-то мечтала стать актрисой, играла в драмкружке Дома культуры и однажды даже снялась в фильме, затем вышла замуж, но совместная жизнь не клеилась и они вскоре разошлись.