Денис Драгунский - Третье лицо

Ад студенческой компании. Кто-то весь такой мажор из себя, к нему девки липнут и зачеты ему за так ставят, а ты тут в турецких джинсах с двумя хвостами перед сессией.

Ад первого секса с однокурсницей. Жестко, липко и саднит. Добрые товарищи потом тебе объяснят, что она, во-первых, страшная, во-вторых, всем дает, в-третьих, хочет московскую прописку. А ты уже читал ей вслух Мандельштама! Ад.

Адский адище — после военной кафедры два года отслужить старлеем где-нибудь в песках Каракумья. «Есть на свете три дыры: Термез, Кушка и Мары».

Адское унижение при устройстве на работу. Мерзкие вопросы гадких эйчаров, кадровиков тож.

Ад офиса. Твой стол восьмой от окна, но первый от сортира. Типа, «место твое у параши».

Адская начальница лет сорока семи. А попробуй включи дурачка, попробуй не пойми, на что она намекает. Себе дороже.

Ад первого брака. Ад первого развода. Ад второго брака, с «настоящей большой дружной семьей», где все на тебя положили с прибором.

Ад лета в деревне у тестя с тещей, а также ад поездки с женой в Турцию. Надо еще подумать, что адовее. Или — адстче?

Ад родных детей, которые на тебя забили болта, но которым от тебя что-то надо, но что — ты никак не в силах понять, пока вдруг тебя не пронзает полная ясность: им надо, чтобы тебя больше не было.

Ад районной больницы, где ты лежишь в коридоре и думаешь о палате на шесть человек как о рае.

О Господи! Как совершенны дела твои…

В аду, в настоящем аду, будет лучше. Потому что честнее.

как сестра

Номер был неважнецкий, но двухместный — хорошо, что не «дабл», а «твин», с двумя кроватями. Он лег, погасил свет, отвернулся к стенке и прикрыл глаза. Она дожидалась в прихожей.

— Всё, — громко сказал он. — Я уже сплю. Заходите.

Она долго умывалась. Потом он слышал, как она сбросила босоножки — легкий стук по гостиничному ламинату, — разделась и улеглась.

— Спокойной ночи, — сказал он.

— Спокойной ночи, — сказала она. — Спасибо большое, что вы меня пустили.

— Не за что. Спокойной ночи.

— Спокойной… Вы такой добрый и хороший. Спасибо, правда.

— Перестаньте. Спокойной ночи, спать пора.

Он повернулся на спину, посмотрел на потолок и нарочно не стал коситься в ее сторону: глупости какие. Переночует и уйдет. Поспасибкает на прощанье. Всё. Он потянулся и громко зевнул.

— Что? — спросила она.

Он не ответил.

— Вы что-то сказали?

— Нет, нет, я просто зевнул.

— А вы не храпите ночью?

— Нет.

— Это хорошо. У меня папа храпит на весь дом, и две сестры тоже. Вот в три трубы как заведут. — Она тихонько засмеялась. — Кажется, форточка открыта, я проверю.

— Я закрыл форточку.

— Я все равно проверю.

Скрипнула кровать, он услышал ее босые шаги.

— Да, — сказала она. — Правда закрыта. Даже душно.

— Тогда откройте.

— Будет холодно.

— Сами решайте. Спокойной ночи.

Она села на свою кровать, но, слышал он, не легла.

— А давайте на «ты», — сказала она.

— Это почему?

— Раз мы вместе ночуем в одной комнате, как родственники.

— Хорошо, — вздохнул он, не желая вести споры-разговоры. — На «ты» так на «ты». Давай скорее спи, я спать хочу.

— А можно я к тебе прилягу? — спросила она.

— С ума сошла! — негромко крикнул он. — Нельзя! Не вздумай. Спи, кому сказано!

— Жалко, — вздохнула она. — А почему?

— По кочану! Соображаешь? Тебе девятнадцать лет, мне тридцать восемь. Я по вашим меркам тебе в отцы гожусь.

— Ну и что? — сказала она. — У нас многие девушки в шестнадцать выходят за стариков, и все нормально, никто не пугается. Чего ты боишься?

— Прекрати. У вас не у нас. Я женат!

— Я буду у тебя второй женой.

— С ума сошла?

— Я шучу, ты что, — успокоила она. — Я же студентка. Я городская. У меня вся семья городская. Я без этих кишлачных дел. Я пошутила, ты понял?

— Пошутили, и хватит, — сказал он.

— У тебя совсем нет чувства юмора? — Она засмеялась.

— Послушай, — ему все это надоело, — ты мне сказала, что тебе страшно идти домой. Я сказал, что отвезу тебя на такси. Ты сказала, что у вас такой район, что меня там даже на такси убьют или покалечат. Ты попросилась переночевать в моем номере. Чисто как сестра. Я согласился. Всё, точка. Спи, и чтоб без глупостей.

— Я все наврала, — сказала она. — Я в тебя влюбилась. Возьми меня.

— Господи! — застонал он. — Ты же мусульманка!

Она молчала.

— Мусульманка или нет? Да или нет?

— Ну да, — согласилась она.

— Вот видишь! Спи давай.

— Да какая я мусульманка, — вздохнула она. — Нет, с одной стороны, я мусульманка, конечно. Но почему? Вот ты, конечно, православный, да?

— Православный.

— А ты что, все посты соблюдаешь, по воскресеньям ходишь в храм? Молишься перед сном, перед каждой едой? Ведь нет же! Ты православный, потому что русский. То есть не мусульманин. Вот и я так же. Я мусульманка, потому что не русская и не православная, вот и все. Я даже шахаду не знаю. Забыла, в смысле. Только ты никому не говори. А ты «Отче наш» знаешь? Тоже забыл?

Он молчал.

— Вот видишь!

— Я вижу одно, — строго сказал он. — Не в молитвах дело. Ты все равно мусульманка, а я все равно православный. Аллах тебе велел выйти замуж невинной девушкой за хорошего молодого парня. А мне Бог велел любить свою законную жену. Точка.

— А Бог и Аллах — это разные люди? Ой, в смысле, боги?

— Нет, — сказал он. — Бог един. Аллах — это Бог по- арабски. А Бог — это Аллах по-русски. Сама ведь все знаешь. Студентка! Зачем зря болтать?

— Возьми меня в Россию, — попросила она. — Я правда в тебя влюбилась. Здесь такая тоска, я здесь умираю. И вдруг ты. Давай прямо сейчас уедем в Россию?

— Погоди, ты в меня влюбилась или здесь тоска? — зло спросил он. — Что главнее?

— Я хорошая, — сказала она. — А буду еще лучше. Жена — неважно. Она даже не заметит.

— Бред, — отрезал он. — Забудь. Всё, спим.

— Извини, — проговорила она.

— Да пожалуйста. Спокойной ночи.

Утром он проснулся от звона разбитого стекла. Вскочил. В окно кидали камнями. Номер был в третьем этаже, поэтому камни долетали не все. Она тоже вскочила, закуталась в одеяло, встала сбоку окна.

— Всё, — сказала она. — Выследили.

— Кто?

— Отец и сестры. И двоюродные братья. С ружьями. Видишь?

— Звони в полицию.

— Не канает. Там все схвачено.

— Ну и что это будет? — У него дрожали губы, но он пытался справиться с собой. — Что теперь?

— Не знаю. Плохо будет. Надо было ночью убегать. Я же говорила.

— Сука ты! — вдруг заорал он. — Все подстроила? А ну иди сюда! Раз все равно так, я тебя сейчас отдеру! Перед смертью, сука!