Денис Драгунский - Третье лицо

— Ты чего? — говорит один друг. — Через метро побежишь? Ты что, мудак? Давай капусту!

Забирает у меня деньги и бежит прямо через улицу Горького к магазину. Вечер, машин мало. 1969 год на дворе, не забывайте. Однако какой-то скрип тормозов и матерок из окон мы слышим.

Через пять минут он возвращается тем же манером, неся в охапке четыре бутылки «Цинандали».

И вот тут, когда он уже почти залез обратно в такси, — вдруг милиционер.

— Да вы что! — кричит он. — Вы что, совсем уже?!

— А что? — спокойно отвечает мой друг.

— Как что? — немного оторопевает милиционер. — Нарушаете!

— Что нарушаю?

— Закон! — говорит тот.

— Послушайте, — громко отвечает мой дружок. — Я гражданин США. Я не обязан подчиняться вашим законам.

Ну, думаю, хана. Плакала наша веселая вечеринка. Сейчас его схватят под белы руки, вытащат паспорт, увидят, что он никакой не гражданин США, а глупый понтярщик. Да и какая разница, кто чей гражданин? На территории любой страны человек обязан подчиняться местным законам. Даже я это знаю! А мент уж точно знает! Уведут его в ментовку, и надо будет его выручать как-то. Даже не знаю как…

Но милиционер неожиданно говорит:

— Ладно, езжайте.

Мы и поехали.

История номер два. Это уже примерно 1975 год. Еду на машине со своим старшим товарищем. Сидоров его фамилия, журналист среднего калибра. Но весельчак.

Проскакиваем на только что зажегшийся красный свет.

Свисток. Он бесстыдно едет дальше.

У следующего светофора его останавливает гаишник, перегородив собою дорогу.

Мой приятель опускает стекло и раздраженно говорит:

— Полковник Сидоров. Спешу, лейтенант. Очень спешу.

— Документики, — говорит капитан.

Мой приятель достает водительские права (это тогда была книжечка), сует в окно и чуть ли не кричит:

— Я же сказал, что спешу! Забросишь на Лубянку, второй подъезд, сдашь охране! — И делает вид, что включает передачу.

Гаишник тут же сует ему права обратно и отдает честь.

Мы едем дальше.

А то тут говорят, что «наглость — второе счастье».

Первое, друзья. Первое.

Саулкрасты, 45 км от Риги

Девушки в длинных белых платьях с желтыми узорчатыми поясами выбегают из дверей парикмахерской и бегут, на ходу раскрывая прозрачные зонтики. Наверное, петь на каком-то народном концерте.

Официантка, совсем юная, школьница на летней подработке, в ярко-белой блузке и длинной узкой темно-бордовой юбке, держит в руках прозрачный поднос, на котором на ярко-белой салфетке стоит бокал темно-бордового вина.

Огромный дуб на фоне вечереющего неба, ветки рисуют не сразу видный круг, как на старинных звездных картах.

Парикмахерша лет тридцати пяти, рослая, крупнорукая, золотоволосая и сероглазая, удивительное сочетание красоты и, не побоюсь этого слова, какой-то сладкой мощи.

Белые незнакомые цветы башенками на мягко стриженном газоне.

На приоткрытой двери церкви — дощечка с надписью «Dievnams atvērts», что буквально означает «Дом Божий открыт». Округлые столетние щербины на каменных ступенях.

Хочется смотреть и запоминать. Но фотографировать совсем не хочется, сам не знаю почему.

У моря сидит красивый старик: крупный, худой, хорошо одетый, с тростью, которая стоит, прислоненная к скамейке. Он в тонком свитере, шортах и сандалиях на босу ногу: ногти по-старчески желтые, но очень ухоженные. Нос с горбинкой, светло-голубые глаза. Морской ветер раздувает его легкие седые волосы.

В руках у него книга, он внимательно читает, время от времени кивая сам себе.

Вот его-то мне хочется сфотографировать.

Но чтобы сделать хорошую фотографию, надо, чтоб была видна обложка книги. А она, вот черт, прикрыта его коленом — он сидит нога на ногу. Надо дождаться, когда он переменит позу или поставит книгу на колено. Ведь из названия сразу станет ясно, кто он. И портрет обретет смысл.

Если это «Доклады Академии наук» — физик или математик. Если пьесы Теннесси Уильямса — скорее всего, режиссер. Если роман Кундеры или Шарова — просто интеллигентный человек.

Наконец он шевелится, берет книгу поудобнее, и я вижу обложку: дикая какая-то картинка и название — «Кобра кусает дважды».

Самое интересное, что это мог быть и математик, и режиссер, и просто интеллигентный человек.

Но портрет как-то не задался.

почти в упор

Он, некий НН (имя его никому ничего не скажет, но у него есть жена и двое детей, поэтому пусть будут инициалы), — он, этот НН, приехал в город Т. (который давайте тоже обозначим одной буквой) — приехал ненадолго по делам службы, устроился в квартире — вместо гостиницы это выгодно на неделю — и зашел тем же вечером в супермаркет; там не было народу почти никого, а на кассе сидела беленькая кассирша, она же продавщица, лет тридцати пяти самое большее, да и этому НН было хорошо если чуть за сорок; и он сразу ее узнал, хотя за двенадцать лет она изменилась, естественно, но не потеряла ничуть ни прежней миловидности, ни синих глаз, ни легкой улыбки; расплатившись, он окликнул ее по имени — она взглянула на него и вздрогнула, потому что узнала тоже; но он улыбнулся ей так же легко, как она всем, так, как будто мимоходом, и она кивнула и занялась следующим покупателем, но он не отошел от прилавка; сначала сделал вид, что аккуратно укладывает хлеб, печенье, фасованный сыр, пачку масла, банку зеленых оливок с лимонной начинкой, мармелад, пастилу, две колбасные нарезки и один карбонад в вакуумной упаковке, и еще чай в пакетах, и апельсинов пяток, и бутылку вина — все это в белый пластиковый пакет; но косился на нее, пока она не закончила с этим мужиком, у него были творог, йогурт и какая-то мелочь: упаковка батареек, пакет с бритвенными станочками и плоская, как сигаретная, пачка презервативов; сигареты тоже. НН вспомнил, что забыл презервативы, хотя раньше он о них и не думал, они ему были не нужны, но, когда увидел кассиршу, сразу вспомнил.

Вспомнил потому, что вспомнил, как десять или даже двенадцать лет назад приехал в Т. в командировку и в гостинице друг ВС уговорил его взять девушек на ночь; там была своя история: НН хотел взять просто двух — тебе и мне, — но ВС разыгрался, чтоб это были подружки и чтобы с разными фокусами, типа, стриптиз и лесби-шоу; сутенер, паренек деловой и тихий, покашлял и попросил час времени, и через час постучался в дверь номера: у НН был двухкомнатный люкс; однако ВС подвел, к тому моменту напившись совсем уж сильно, просто в стельку, неужто со страха? смешно! но лежал и храпел; так что НН с трудом стащил его с дивана в своем номере — в гостиной своего номера, точнее, — и довел-таки до дому, то есть до его номера, который был этажом ниже; нашел ключ у него в кармане, отпер дверь, толкнул его на кровать и пошел назад — и вот тут, ровно через час, пришел сутенер с двумя подругами, как заказывали. Постучался в дверь: здрасьте, как заказывали, смотрите, годится? Годится, годится! Зачем-то сказал сутенеру, что товарищ напился и спит уже у себя, но что ничего, две так две, даже лучше.