Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Хрупкий в то же время путем угроз заставил друзей пропавших выманить их на платформу Тимирязевскую, якобы чтобы дать им денег. Операция по поимке бегунков напоминала захват террористической группы: десяток волонтеров перекрывают все подходы к станции, еще по два человека дежурят на соседних станциях, если бегунки надумают сбежать на электричке, около платформы стоит машина, готовая к погоне. Весь этот балаган происходит в камуфле и с рациями, с серьезными рожами мужиков, которым нравится играть с Хрупким в его странные игры. Ничего не подозревающих бегунков кладут чуть ли не мордой в пол, как только они подходят к друзьям. Сразу после – сажают в машину и везут к родителям.

Самое удивительное, что подходы оказались приблизительно одинаково эффективны. Кукла первой начала вести прямые диалоги с такими бегунками и возвращала потом их пачками. Хрупкий тоже – теоретически – мог бы поставить свою систему на поток, но много бухал, а его тактика требовала нервов, встреч, времени, а также звонков посреди ночи товарищам: «Слышь, надо бегунков отловить».

После того параллельного поиска я задал Хрупкому и Кукле один и тот же вопрос: «Что ты запомнил(а) на своем поиске?» Ответы были таковы: «Они воняли после двух недель просто пиздец, как два бомжа» / «Такая у них любовь… Разговариваем, а они за руки держатся». Легко догадаться, кто что ответил.

Вскоре после того выборного собрания я представил Жоре свой план по обучению городским поискам.

Курс состоял из 4 лекций:

– вводная лекция, работа с экстренными службами и опрос;

– работа в социальных сетях (эта лекция вся – по опыту Куклы);

– поиск людей с психиатрическими диагнозами и прочие случаи;

– специальные возможности отряда.

Я придумал крутую вводную лекцию. В самом ее начале я говорил правду:

«Вы должны понять, что большинство из вас совершенно не может заниматься городскими поисками. Большинство из вас вообще сюда пришли не за поисками, а бегут от своей жизни. То есть ни на что не годятся. Если же вы все-таки хотите кого-то найти, вы не должны принимать на веру ни единого слова, которое не подтверждается фактом. Вы должны быть людьми, которые будут ковыряться в грязном белье и связях пропавших, чтобы их понять. Вы должны выжать из несчастных родственников всю возможную информацию. Вы должны стать корреспондентами уродливых ток-шоу и скандальных программ НТВ, вам должно быть плевать на этику, вас должен интересовать только поиск».

Я балдел, когда нес все это впервые. Я рассказывал им, какие подлые штуки я применяю, чтобы, например, на третий день поиска собрать побольше волонтеров:

«Врите! Скажите, что есть новая информация, свидетельство, шансы растут, последний рывок. И врать надо по-разному. Тогда они приедут. Врать – это неплохо, все волонтеры хотят развития истории; дайте им развитие. Главное – чтобы они приехали и работали».

Врать, конечно, полагалось по телефону, по которому все равно перед выездом позвонит пол-отряда и спросит: «Че там, есть че новое?» В открытую – на форуме – врать не надо, за это подтянут под ответ.

На мои городские поиски стало ездить чуть больше людей. Не из-за того, что я начал придумывать более качественную «мотивацию» – врал я так же средненько, как и раньше. Но вот моя «должность» руководителя направления играла свою роль. Поисковики – они как дети: им хочется найти, испытать радость, стать свидетелями еще одной истории, и они любят ездить к «хорошим» координаторам. Поэтому поиски Жоры всегда собирали больше народу, чем любые другие поиски. И я как «старший по направлению» тоже был удостоен доверия. Отныне можно было важничать, делать умный еблет и тому подобное.

Очередной поиск, даже уже не помню, кого искал. Какую-то бабку, кажется. Штаб – в кафе на Земляном Валу. Поставили вместе 6–7 столов, сидит толпа народу, ждем новую партию ориентировок. Свободных мест нет. Я выхожу покурить, а когда возвращаюсь, вижу на своем месте какую-то бабу лет 35.

– Это мое место.

– Перестань, дай девушке посидеть.

– А я где буду, по-твоему?

– Подождешь.

– Но это мое место, я специально сел в середине стола. Сядь за другой столик, вон в угол.

– А я хочу здесь. Сам туда иди.

– Ну это пиздец какой-то. И что, все тогда туда за мной пойдут?

– Почему?

– Потому что я координатор этого поиска.

– Тогда стул возьми и садись рядом, координатор.

Новенькая. Оса. Высокий уровень срача с порога, бойцовские навыки, ноль субординации. Сразу после описываемого поиска она повезла меня домой на своем KIA Sportage. По дороге мы разговорились, и у нас нашлось кое-что общее: мы оба работали в «ящике» долгие годы. В ее случае эти годы принесли ей морщины и маленькую дочь. Она работала режиссером монтажа в каком-то энтэвэшном говне, взяла кредит на квартиру, но не унывала. У нас были общие знакомые; всё детство, юность и условную молодость Оса провела в ХМАО, регионе-нефтянике, и там училась азам телевизионного мастерства. Поскольку ничего, кроме азов, в «ящике» даже Эрнсту не надо, Оса быстро стала нужной какому-то числу программ, и шеф, бизнес которого рос, перевез ее в Москву. Я же работал какое-то время с сургутскими, ханты-мансийскими товарищами, и они-то и оказались общими знакомыми.

Я чувствовал, что она не хочет заканчивать диалог, хотя мы уже полчаса стояли на парковке у моего дома. Я выкурил одну ее сигарету и, не докурив, бросил.

– Не могу, мне надо мои.

– Давай поедем купим.

– Нет, у меня дома есть.

Она мне не понравилась. Докучливая, наглая, не субординированная. Но она так смотрела своими карими глазами, как будто была готова меня трахнуть. А всё, что хочет трахнуть мужчину, его пугает. А то, что его пугает, он хочет увидеть еще раз. Серьезно. Почему герои всяких тупейших ужастиков всегда прутся в темный лес по кровавому следу или готовы заглянуть в сарай, где слышны крики и звук бензопилы? Как раз потому, что страх – это любопытно, возбуждающе. Страх – это новое.

Оставшуюся часть зимы и первую половину весны я был под плотной опекой. Как только я хотел поехать на поиск, у моего подъезда появлялся синий KIA Sportage. Возникало ощущение, что он преследует меня. KIA Sportage всегда возвращал меня обратно к подъезду. В нем всегда лежала пачка красного LM – мои (и Бродского) любимые сигареты. Если бы я брякнул однажды, что хочу виски, – там бы всегда была еще и бутылка.

Эта опека была неожиданно мощной. Оса была рядом всегда, она как будто стремилась стать синонимом поисков. Я знал, где она работает, как, сколько длится рабочий день; знал, что у нее есть дочь, квартира в ипотеку и мать, которая живет с ними; еще есть брат, который учится в институте на лингвиста; есть бывший муж; также я знал, что у нее в известном смысле «никого нет». В принципе, если бы я попытался трахнуть ее в первый же день знакомства, она бы охотно согласилась. Девка истосковалась. Неясно было только, какого чёрта именно я выбран в качестве лекарства от тоски.