Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Около меня лениво бродил пес Фионы – дружелюбный лабрадор шоколадного окраса в традиционном шотландском берете, который держался у него на голове на эластичной лямке. Судя по его виду, он, так же как и я, осоловел от происходящего. Может быть, он тоже был не в состоянии вынести такое количество народа, усиливающуюся духоту бального зала и непрекращающуюся музыку. Взглянув на меня, он распахнул челюсть, обнажив свои фиолетовые десны, и зевнул. Я улыбнулась. Может, Фиона была и не самой обходительной хозяйкой, зато ее пес был само гостеприимство. Он вытянул перед собой длинные передние лапы и, выгнув спину, изобразил идеальную «собаку мордой вниз».

Стоя в полумгле у окна, я смотрела сквозь стекло на припорошенные снегом крыши Уигтауна и на мерзлое болото, тянущееся вдаль, к серебристому, испещренному белыми барашками морю. Утренний свет еще не успел добраться до нашей спальни, и я, стуча зубами, разглядывала уже ставшее привычным серое небо. Близился конец декабря, стало невыносимо холодно. Книжный магазин с толстыми каменными стенами превратился в гигантский холодильник, и я с удивлением обнаружила, что иногда внутри было зябче, чем снаружи.

Этим утром мне стоило особых усилий заставить себя вылезти из постели. Лежать рядом с Юаном под толстым пуховым одеялом, поверх которого было накинуто еще и электрическое, было тепло и уютно – до тех пор, пока не зазвенел будильник. Проснувшись, я поняла, что от холода у меня онемело лицо, даже зевнуть было трудно. Выдохнув, я увидела перед собой клубы пара – предупреждение о том, что ждало меня, стоило только выбраться из-под одеяла. Не то чтобы здешние холода были страшнее, чем в Новой Англии, которая могла похвастаться куда более суровым климатом, – живя в Бостоне, я привыкла к круглосуточному отоплению, которое в снежные зимние месяцы работало на полную катушку, так что холодно было только на улице, а в доме – жарко, как в печке.

Юан, как обычно, вылез из постели решительно и без колебаний: годы, проведенные в школе-пансионе, закалили его, и теперь он подходил к тягостной необходимости вылезать из постели навстречу утреннему холоду так же, как к большинству других неприятных задач: он просто делал это, и все. Порой я ловила его за руку, надеясь, что он поддастся лени и заберется обратно. Наша схватка обычно продолжалась не дольше минуты: он наклонялся надо мной, посмеиваясь, целовал меня в лоб и говорил, что ему пора открывать магазин.

После того как он уходил, я пулей вылетала из-под одеяла, босиком спрыгивала на ледяной пол и, переступая с ноги на ногу, надевала первое, что подворачивалось под руку. Что именно мне попадется, значения не имело, ведь это в любом случае должно было стать лишь первым слоем одежды, поверх которого я натягивала несколько кофт и свитеров.

Какое-то время я отказывалась поступаться красотой и надевала платья с колготками или что-нибудь подчеркивающее фигуру, но, коченея от холода, сложно выглядеть сексуально. Походив пару дней с посиневшими губами, я в итоге отказалась от своих лос-анджелесских рубашек и платьев, сложила их в коробку и засунула подальше под кровать. У меня перед глазами так и стояло неодобрительно нахмурившееся лицо Роуз, поэтому в попытке выглядеть женственно я попробовала надевать длинные юбки, надеясь, что в этом мне будет хоть чуточку теплее. Ничего не помогало, и согреться мне удавалось, только надев три пары штанов, заправив в них две кофты и натянув поверх огромный свитер, а ноги в толстых носках засунув в тяжелые походные ботинки. Моим единственным модным аксессуаром были появлявшиеся при выдохе клубы пара, которые белым призраком следовали за мной, куда бы я ни направлялась.

Уигтаун в это время года был особенно прекрасен. Окружающие его холмы и поля – как ни странно, все еще зеленые – то и дело покрывались тонкой корочкой голубой изморози. Солнце, по-зимнему рыжее, отбрасывало длинные тени и не поднималось высоко, в любое время дня оставаясь над самым горизонтом. Темнело все раньше, но, когда солнце выходило, повисая низко в небе, наступал час волшебства – то время суток, ради которого живет каждый режиссер, когда любой вид – море, горы, город или пашня – становится идеальным, словно застывший пейзаж с открытки.

В зимней поре было нечто романтичное, что не позволяло удручающим аспектам повседневной жизни взять верх. Когда похолодало, Юан стал старательнее следить за тем, чтобы в «гнездышке» – маленькой, уютной, устеленной коврами гостиной в задней части дома, где я облюбовала для себя небольшой письменный стол, – всегда горел камин. Каждое утро он, не говоря ни слова, поднимался по винтовой лестнице с полной корзиной дров, и я смотрела, как он приседает на корточки около печки и по одному аккуратно засовывает в нее поленья, пока внутри не разгорится жаркое пламя. Он был моим рыцарем в сияющих доспехах, который словно мечом потрясал корзиной с дровами, взяв на себя священный долг – не дать мне замерзнуть.

Еще одним достоинством зимы была возможность кататься на санках. По вечерам мы с Юаном выходили на улицу и в свете полной луны отправлялись на поле для гольфа, чтобы покататься по склону холма, мимо тенистых зарослей, полной грудью вдыхая чистый, колючий, морозный воздух. Настало время пить горячий зимний Pimm’s [46] Pimm’s – традиционный английский крюшон. Существует несколько разновидностей пунша на основе разных алкогольных напитков марки Pimm’s. Зимний Pimm’s принято смешивать с яблочным соком и пить горячим, добавляя в него сахар и пряности. , готовить жаркое, коротать вечера, свернувшись калачиком на диване у потрескивающего камина, наслаждаться тишиной Книжного, заниматься писательством и лакомиться восхитительными пирожками с фруктовой начинкой, намазывая на них сливочное масло, сдобренное бренди [47] Десертное сливочное масло, смешанное с бренди, сахаром или сахарной пудрой, – традиционное британское лакомство, которое часто ставят на праздничный стол в качестве добавки к рождественскому пудингу или сладким пирожкам. , – куда же без него. И хотя с холодом подружиться мне так и не удалось, мы с Юаном постепенно выработали ритм совместной безмятежно-счастливой жизни.