Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Рядом со мной стояли две большие корзины с подарками, одна – полная игрушек для мальчиков, вторая – для девочек. Я ничего не видела за своей огромной шапкой и бородой и порой путалась в корзинах. Один мальчик, которому я по ошибке вручила девчачий подарок, ушел от меня в слезах. Когда я побежала за ним, схватив подарок из другой корзины и волоча за собой свой перекосившийся на бок живот, он заплакал еще громче.

Уигтаунские дети смотрели на меня во все глаза. Одни – с ужасом, другие – с восхищением, способным растопить даже самое ледяное сердце, а третьи – с безучастным равнодушием. Один девятилетний мальчик, который уже понял, что все это представление – сплошной обман, но знал, что ему в любом случае причитаются подарки, сидел у меня на коленях с самодовольным видом, пока я изо всех сил старалась хохотать как Санта, спрашивая у него баритоном, хорошо ли он себя вел в этом году, и улыбалась для фото сквозь взмокшие усы. Стоило моей белоснежной полиэстеровой бороде съехать набок, ни на минуту не покидавшая меня Джой тут же приходила на выручку и поправляла ее.

Правда, один раз меня едва не разоблачили: какая-то не по годам смышленая шестилетняя малышка пронзительным голосом на весь зал воскликнула:

– Почему у Санты женские руки?

Джой наклонилась ко мне и прошептала:

– В следующем году надо будет припасти для тебя перчатки.

В целом никого, похоже, не беспокоил ни мой американский акцент, ни вечно блуждающая не пойми где борода, ни маленькая голова. Моя смена в образе Санты быстро закончилась, и уже скоро я сняла свой полумокрый костюм и протянула его Джой. Я вылезла из шкафа, сбросив половину своего веса, и почувствовала себя не только охладившейся градусов на десять, но и обновленной.

Пришел пожилой мужчина, которому предстояло исполнять роль Санты после меня.

– Там их целая толпа, – сказала я и с облегчением передала ему пропитавшийся потом костюм, радуясь, что все наконец-то закончилось.

Может, я и обманывалась, решив, что играть роль Санты – это нечто величественное и преисполненное духа Рождества, но, раз уж Юан не мог проникнуться праздничной атмосферой самостоятельно, я решила, что, возможно, мне удастся ему помочь. По пути с ярмарки я зашла на почту и купила бечевку трех разных цветов, несколько плиток его любимого шоколада и книгу о велосипедных маршрутах Галлоуэя, а еще взяла бутылку самого хорошего красного вина, которое мне удалось отыскать в местном продуктовом, и отправилась домой с мешком сокровищ.

– У меня есть для тебя сюрприз, – сказала я Юану, как раз когда он собирался закрывать магазин.

Юан застонал:

– О нет. Ты что, приготовила ужин?

Я закатила глаза и подбоченилась. Иногда мне хотелось обладать достаточным остроумием, чтобы отвечать колкостью на колкость.

– Нет, это не еда, пойдем покажу.

– Боже мой, а ты любишь покомандовать. – Юан неохотно последовал за мной на второй этаж.

Дверь в гостиную была закрыта, а к ней скотчем был приклеен листок бумаги с надписью «Рождественская охота за сокровищами».

Юан вздохнул и, открыв дверь, увидел, что его старинная гостиная превратилась в разноцветный лабиринт. Я спрятала каждый из подарков, прикрепив к нему длинный кусок бечевки, а затем переплела их в растянувшуюся по всей гостиной паутину.

– Господи Иисусе! – Юан, казалось, был в ужасе. – Лиса, черт возьми, что ты сотворила с моей гостиной?

Не на такую реакцию я рассчитывала. Я перешагнула порог и попробовала продемонстрировать.

– Смотри, надо выбрать бечевку понравившегося цвета, и она приведет тебя к призу. Я подумала, почему бы немного не подурачиться, ну, знаешь, в честь Рождества.

Юан выдавил из себя улыбку и принялся сматывать голубую бечевку, протянутую вокруг стульев, оконных ставней и дверных ручек. У него так плохо гнулась спина, что ему с трудом удавалось приподнять ногу над полом хотя бы сантиметров на пятнадцать, чтобы перешагнуть через веревочный лабиринт. Бедняга Юан столь же самоотверженно взялся за эту задачу, как я – за роль Санта-Клауса. В нем говорил не столько дух Рождества, сколько искренняя любовь ко мне – он согласился терпеть немалую боль, пытаясь пробраться через разноцветную паутину и с трудом карабкаясь вокруг своей бесценной мебели и предметов антиквариата.

– Один нашел! – воскликнул Юан, выпрямляясь и держа в руке плитку шоколада.

Я сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

– Отлично, осталось еще пять.

Юан покачал головой и начал сматывать желтую бечевку. Я прислонилась к стене, обещая себе, что никогда больше не стану заставлять Юана принимать участие в рождественских увеселениях.

Я включила электрический чайник и, подойдя к покрывшемуся корочкой льда кухонному окну, провела пальцем по витиеватым морозным узорам. Кончики пальцев обожгло холодом, и я с удивлением обнаружила, что эта чудесная картина была написана природой на внутренней стороне стекла. Мне было нелегко привыкнуть к холоду в ванной и в спальне, но, пока я стояла там и дрожала, ожидая, когда вскипит чайник, я твердо решила, что холод на кухне – это совершенно невыносимо.

Исполнение роли Санты стало для меня крещением огнем (я стучала зубами о края чайной кружки, и эта теплая фраза показалась мне особенно уютной), приняв которое я могла смело вступать в праздничный сезон. Теперь настал черед моего первого испытания – рождественских покупок.

Вместе с Уигтауном, который был назван книжным городом Шотландии национального значения, собственные звания получили еще два города. На юго-западе страны предполагалось создать своеобразный треугольник, подобие шотландской Венеции, эдакую ловушку-мухоловку для туристов. Керкубри, красивый прибрежный городок, в котором обитали молодые художники и некогда влиятельные представители творческой группы Шотландских колористов, стал городом изобразительного искусства. Городку Касл-Дуглас, который усыпан всевозможными кафе, ресторанами и первоклассными мясными лавками и служит местом проведения гастрономических фестивалей, было присуждено звание города еды. Именно туда, собираясь побродить по местным магазинам, направились мы с Юаном – в Касл-Дуглас, городок в разы крупнее Уигтауна неподалеку от крупного центра под названием Дамфрис.

Мы уселись в фургон. Юан поглядел на меня и расплылся в улыбке, заводя мотор.

– Похоже, кто-то очень рад, – сказал он.

Так и было. Мне предстояло на целый день выбраться из Уигтауна.

Хоть я и любила наш славный городок, но жила там, словно на острове, без машины и собственного дома. За последние несколько месяцев многое радикально поменялось как во мне самой, в той независимой, стремительно поднимавшейся по карьерной лестнице женщине, что жила в Лос-Анджелесе, так и в моем представлении о самой себе как о пока еще не состоявшемся режиссере. Теперь я была привязана к дому, зависима от Юана, далека от мира кинематографа и располагала достаточным количеством времени, которое могла тратить на себя. И, хотя эмоциональный подъем, которым обычно сопровождается поездка в отпуск, еще не прошел, я начинала понемногу сходить с ума от скуки и безделья и с нетерпением ждала любого повода выбраться за невидимые стены, окружавшие Уигтаун.