Ян Козак - Святой Михал

Частые отлучки Михала Катарина переносила мужественно и радовалась, когда слышала от соседей, что Михала хвалили в Мочаранах или в Горной Рыбнице. Но тем сильнее грыз ее червь однажды пробудившегося подозрения. Прежде они давно уже помирились бы, а сейчас столько времени прошло после той злосчастной командировки, а между нею и Михалом все еще будто черная кошка пробежала. Теперь, когда Михал мало бывал дома, у Катарины было больше времени на размышления, А поскольку неуверенность, как известно, порождает самые неожиданные вопросы и тотчас находит на них ответ, то подозрения Катарины разрастались, как плесень. Она с трудом подавляла их.

После полудня Михал устало брел домой обедать. На площади он заметил непривычное оживление, хотя в эту пору большинство взрослого населения Поречья обычно снова спешило в поле. Люди стояли на крылечках, у заборов, собирались группами. Недалеко от «Венка», покашливая, урчал трактор Адама, на прицепе было полно женщин с корзинками, сумками, мотыгами. Все смотрели на шоссе.

Михал огляделся. На обочине шоссе стояло такси, окруженное толпой зевак.

Руда! Михал и позабыл, что сегодня уезжает Руда Доллар.

Недавний приезд сотрудника прокуратуры, так напугавший Руду, явно был последней попыткой заставить его отказаться от поездки «на могилу отца». Но так как Руда выдержал психологический нажим, то вскоре он получил разрешение и все необходимые бумаги для поездки за океан. Михал должен был бы испытывать удовлетворение: его предсказание сбылось. Но он так устал, так был измотан, что ему это даже в голову не пришло.

Он направился к такси, которое должно было отвезти Руду в Кошице на аэродром. Руда в это время вместе с шофером подтащил к машине большой бесформенный тюк. Увидев председателя, он опустил ношу, прислонил ее к дверце и улыбнулся. Его просто нельзя было узнать. Праздничный костюм, хотя и несколько мешковатый, выглядел вполне прилично — Руда его никогда, даже по воскресеньям, не надевал. Рубашка сверкала белизной, на ногах — новые блестящие ботинки. Волосы тщательно приглажены.

— Ну как? — спросил Михал.

— Да вот, еду, — ответил Руда.

Он весь светился радостью победы. От обычной его неуклюжести и безответности не осталось и следа. Держался он уверенно, как будто собирался заняться своими привычными делами на винограднике. Взгляд Руды все время обегал площадь. Он искал Вилема. Ему так хотелось, чтобы Вилем был сейчас здесь. Но Вилем не показывался. Впрочем, Руда и без того был счастлив. Если бы банк, где у него лежали доллары, обанкротился, он все равно не чувствовал бы себя полностью обделенным.

— Что это за поклажа? — поинтересовался Михал.

— Багет, — ответил Руда.

— Какой багет?

— Для рамок. Ну, в которые картины вставляют.

С минуту Михал недоуменно смотрел на Руду, потом бросил взгляд на тюк.

— Бог мой! — воскликнул он. — Неужто ты собираешься вставить в рамку полученный в наследство домишко!

— Видишь ли, Михал, багет этот ручной работы. А такие вещи там ценятся, — объяснил Руда.

Он увозил с собой позолоченный и посеребренный, украшенный народным орнаментом багет для рамок, который купил в Павловицах, — для продажи в Америке.

— Мне писали, — продолжал он, — что всякое барахло ручной работы стоит там кучу денег. Вот я и везу.

— Ах вот оно что! — Михал улыбнулся.

Жена и дочери Руды, тоже празднично одетые, суетились около такси, полные нетерпения. Они провожали его на аэродром.

Затем Руда с женой куда-то исчезли. Вскоре он вновь появился с бутылкой и стаканами. Наполняя их, он перелил вино через край — так у него дрожали руки.

— В добрый путь! — сказал Михал. — Ну как, страшновато?

— Страшновато, — подтвердил Руда. — Ведь я… — Он вдруг даже как-то одеревенел. — Ведь я еще никогда никуда не ездил.

И как раз в ту минуту, когда они подняли стаканы, с грохотом и шумом тронулся трактор Адама. Одна из женщин, сидевших на прицепе, крикнула Адаму:

— Куда тебя черт несет! Подожди, пока уедут!

Но Адам нажал на газ.

Из окна канцелярии национального комитета за всей этой суетой наблюдали Вилем и Эда. Им хорошо было видно Руду и Михала, потому что провожающие столпились вокруг такси.

— Выпивают на дорожку, — заметил дальнозоркий Эда. — К ним подходит Касицкий.

— Одна компания… — мрачно буркнул Вилем.

Отъезд Руды нанес удар его вере и убеждениям, даже, можно сказать, ранил его. Он чувствовал себя обманутым. В районе ему говорили, что Руду ни за что не пустят, а получилось… «Если они будут так поступать, — думал он, — если будут ставить людей в дурацкое положение, то в конце концов останутся одни-одинешеньки, и как раз тогда, когда больше всего будут нуждаться в поддержке. Особенно если вдруг какие-нибудь там реакционеры и вправду задумают что-либо предпринять. У кого они найдут поддержку, если люди перестанут им верить?»

— Видно, у него где-то рука. Или кого-нибудь подмазал, — продолжал Вилем.

Это казалось ему самым вероятным.

— Да, вечно нас кто-то предает… А ты представляешь себе, какие деньжищи ухлопает Руда на дорогу?.. — негодовал Вилем.

— Ему там купили билет на самолет.

— Знаю. Это, наверное, из того наследства, которое он там получит, — вздохнул Вилем и замолчал. — Уже уехали? — спросил он небрежно через некоторое время.

Чтобы показать свое безразличие, он копался в ящике стола, потом взялся чинить карандаш, но грифель дважды ломался.

— Трогаются, — сообщил Эда.

Вилем снова вздохнул.

Отъезд Руды Доллара привел его в скверное настроение. Однако событие это, естественно, не могло повлиять на те приготовления, которыми жили Вилем и его друзья. Планы их осуществлялись гладко, без помех. После первого предвыборного собрания в Поречье распространилось и укрепилось убеждение, что председателем местного национального комитета станет Бедржих Сайлер. И снова из неизвестного источника среди членов кооператива распространился слух, что Сайлер, как работник районной сельскохозяйственной заготовительной конторы, сумеет многое сделать для Поречья при сдаче урожая овощей. Об этом постоянно толковали в «Венке». Вилем, Адам, Эда и Людвик Купец основательно поработали среди тех, с кем они зимой добивались и добились благоустройства села. Немалую помощь оказал им заведующий закусочной Кужела. Да и Керекеш пообещал, что вся Гавая, если понадобится, единодушно вычеркнет Касицкого из списка кандидатов.

Итак, все шло наилучшим образом. Сознание этого вернуло Вилему уверенность и спокойствие. Ему даже удалось наконец отточить карандаш.

— Михал направился домой, — доложил Эда. — Наверное, еще не обедал.

Михал устало вошел в прихожую и почувствовал слабый запах пригоревшего молока и жира. Дверь в кухню была приоткрыта. Сначала он подумал, что Катарины нет дома и ему придется разогревать обед самому. Но она явно была здесь.