Ян Козак - Святой Михал

Он посмотрел на часы. Шел третий час. Михал мрачно поднялся и вышел.

Медленно, устало брел он по пустынной площади. Перед «Венком» увидел гревшегося на солнышке Кужелу.

Закусочная в это время дня обычно пустовала. После полудня уходил последний посетитель, и Кужела бывал свободен до четырех часов, когда автобус привозил поречан, возвращавшихся из города.

А до этого забегали лишь дети за лимонадом да леденцами, если их не было в сельмаге. В погожие дни Кужела обычно выносил стул, ставил его у стены, поближе к тому месту, где останавливался автобус и где солнышко пригревало сильнее. Он наслаждался редкими минутами покоя — для него это была самая блаженная пора. Если стул оказывался пустым, значит, пришел какой-то случайный посетитель и Кужела возвратится тотчас, как только его обслужит. В плохую или чересчур жаркую погоду Кужела сидел у окна. Оттуда была видна вся площадь — центр жизни Поречья. У Ружи либо были дела на кухне, либо, как сегодня, она пошла в сельмаг за покупками, да и поболтать немножко. Муж не возражал против таких отлучек.

Кужела увидел председателя еще издалека.

— Как дела? — спросил он, когда Михал подошел поближе.

Несмотря на возникавшую иногда конкуренцию между кооперативом и «Венком», Кужела при встрече с Михалом держался всегда корректно. Это означало, что он относился к Михалу с должным уважением, однако никогда не угодничал перед ним и не пытался быть с ним запанибрата.

— Дела идут, — сказал Михал. — Еще несколько дней — и самое трудное будет позади.

— Вы вроде чем-то озабочены? — заметил Кужела.

Вопрос прозвучал вполне невинно — будто просто для поддержания разговора, но Михал насторожился.

Ему послышалась в голосе заведующего закусочной какая-то странная нотка. Конечно, нетрудно и ошибиться. Он был раздражен, а в таком состоянии человек легко может прийти к нелепому выводу; при виде дохлой кошки готов подозревать в убийстве даже мышь.

Михал остановился. Солнышко пригревало. Кужела сидел на стуле, запрокинув голову и зажмурив глаза. Михалу казалось, что тот с довольной усмешкой следит за ним из-под опущенных век. У него никогда не возникло бы такое подозрение, если бы Кужела не был приятелем Вилема.

— А знаете что, — вместо ответа сказал Михал, — я бы выпил сейчас пива.

— С ромом?

— Да, но налейте стопку побольше.

Кужела молча поднялся со стула и вошел в пустую закусочную. Михал последовал за ним. Кужела наполнил пивом две кружки и, сдув пену, влил в них по большой стопке рома. Потом поставил их на стол, за которым устроился Михал, и подсел к нему.

— Хорошо пообедали? — спросил Кужела.

— Просто хочется выпить, — ответил Михал и внимательно посмотрел на него.

Они подняли кружки, чокнулись и выпили. Михал вытер губы.

— Ваше пиво вкуснее, чем в «Спорте».

Иногда, дожидаясь в Павловицах автобуса, Михал заходил в тамошнюю гостиницу выпить пива.

— Это потому, что у нас хороший погреб.

— А в «Спорте» все так же весело?

— В понедельник я туда заходил. Так себе.

Глаза Михала остановились на кружке. Он почувствовал, как внутри у него что-то заныло, и вдруг встрепенулся: сегодня среда, письмо пришло вчера. Это значит, что послано оно было тогда, когда Кужела ездил в город.

Михал поднял кружку и шумно отхлебнул, потом поставил ее на стол, но тотчас сделал еще несколько глотков.

— Послушайте, у меня возникли кое-какие неприятности, и я хотел бы с вами потолковать, — сказал он без обиняков.

— Что-нибудь с кооперативом?

— Нет, с женой.

Кужела поднял брови.

— Что такое?

— Не знаю, что на нее нашло. Короче говоря, женщина просто не в себе, — сказал доверительно Михал. — Вам, конечно, это знакомо.

— Еще бы! Все они гадюки.

Кужела был известный бабник, и у него с женой постоянно происходили стычки; иногда в воскресный день он исчезал из дома и возвращался лишь во вторник утром.

— Мне необходима ваша помощь, — сказал Михал. — Разумеется, все должно остаться между нами.

На лице Кужелы появилось удивленно-недоверчивое выражение. Михал понял, что тот колеблется. Шрам у него на лбу слегка покраснел — он «заработал» его в прошлом году в день храмового праздника, когда вместе с Адамом усмирял разбушевавшихся гостей из Горной Рыбницы, которые столь своеобразно отметили свою дружескую встречу с поречанами.

— Чем могу быть полезен? — спросил Кужела выжидательно.

— В общем, это пустяк, — сказал Михал. — Напишите моей жене несколько строчек. Хватит трех фраз. Надо ее немного успокоить.

У Кужелы задергалось веко. Он обхватил кружку ладонями и водил пальцами по ее острым граням. Как быть? Известно что-нибудь председателю или нет — он не мог понять. А что, если Адам проболтался? Проклятая история!

— А что я могу написать? — возразил он. — Сочинять я не мастер. Может быть, Альбин напишет, ведь он учитель?

— Жена знает его почерк, — сказал Михал. — Альбин иногда мне помогает, когда у меня много работы. Вообще было бы лучше, чтобы письмо написал кто-нибудь не из членов кооператива. Ясное дело, подписывать его вам не надо. Все останется между нами.

Говоря это, Михал не спускал с Кужелы пристального, испытующего взгляда.

У того было ощущение, будто Михал загоняет его в угол, а он никак не может выскользнуть. Если Михал его подозревает, то отказ лишь усилит подозрение. Но откуда председатель мог знать, что и он приложил к этому руку? Неужели Адам в самом деле…

Кужела не был в этом уверен. Возможно, тут случайное совпадение, и лучше уж исполнить просьбу Михала.

— Ума не приложу, что писать. Сочинять я не мастер, — снова повторил он, сделав ударение на слове «сочинять». Его отказ прозвучал так, будто он считал предложение председателя оскорбительным.

— Ну что ж, — кивнул Михал. — Я сам продиктую. Не более трех фраз. Вы должны помочь мне выбраться из этой заварухи. Для меня это очень важно.

— Понимаю.

— Ну, начнем?

Кужела обвел глазами пустой зал. Как ему хотелось, чтобы сейчас сюда зашел хоть какой-нибудь сопляк выпить стакан газированной воды. Но никто не приходил. Он даже выглянул в окно. На площади не было ни души. До прихода автобуса оставался еще час.

— Ладно, — ответил Кужела.

Он медленно и неохотно поднялся, давая понять, что решился на это только из дружеских чувств к Михалу и добрых побуждений, раз дома у него какие-то нелады.

Долго рылся он в выдвижном ящике под стойкой в поисках почтовой бумаги. Нарочито медленно отыскивал среди бланков заказов, счетов и чеков авторучку — он вечно возился, когда нужно было подсчитывать выручку, чтобы сдать ее, предварительно вычтя, конечно, чаевые. И при этом все поглядывал на председателя.

Дома Михал держался с видом оскорбленного достоинства. Жены подчеркнуто не замечал. Однако уловил в ее поведении некоторую перемену. Появились первые несомненные доказательства, хотя поначалу и холодной, но явной нормализации семейных отношений.