Ян Козак - Белый жеребец

Лошади остановились, сбившись в кучу.

Жеребята вдруг оказались в центре шевелящегося замкнутого круга, образованного кобылами, которые повернулись головами к жеребятам. Кобылы бешено вскидывали сильные задние ноги, как бы создав таким образом стену, не позволявшую волкам напасть на жеребят.

Маша увидела жеребца и по темной отметине на лбу узнала его. Он обегал свой табун, с бешеным рыком нападая на атакующую стаю, нанося удары копытами и зубами. Один из пепельно-серых полярных волков, почти таких же светлых, как и лошади, от удара копытом отлетел в сторону, однако в тот же миг второй волк, ловко подскочив сбоку, вцепился зубами в брюхо жеребца. Тот на бегу стряхнул его, продолжая бить копытами.

От ослепительно блестевшего на солнце снега и от волнения у Маши рябило в глазах, кровь пульсировала с такой силой, что перехватывало дыхание, и она с ружьем за спиной, словно парализованная, недвижно стояла на месте, пока не раздался выстрел.

Повернув голову, она увидела, как из чащи несутся вскачь Василий и Саша. В тот же миг мимо нее проскакал Митя.

Только теперь она опомнилась. Ослабив узду, она хлопнула рукой лошадь, которая ржала, широко раздувая ноздри, и ударила каблуками в бока, направляя ее на равнину.

У Бурова от скачки по сверкающему обледеневшему снегу слезились глаза. Выстрел Василия он едва расслышал, да и его собственный выстрел донесся к нему словно издали. Картина борьбы табуна с волками расплывалась у него перед глазами. Первый выстрел Василия вспугнул стаю, волки обратились в бегство; лишь три волка в слепой ярости продолжали бросаться на жеребца.

Буров прицелился, на сей раз в убегающего волка, который оказался к нему ближе других. Резко остановив коня, он собирался выстрелить, но зверь свалился — в него попал Василий. Буров вытер рукавом глаза и, поймав на мушку следующего, нажал курок. Он видел, как пуля вонзилась в снег почти у лап зверя, который несся стрелой. Буров снова стал прицеливаться, но конь под ним буквально танцевал.

Он выстрелил еще дважды, и дважды пули просвистели в воздухе, взвихрив снег. Лишь когда он нажал курок в третий раз, волк ткнулся мордой в снег и перевернулся.

Буров ликовал.

В магазине у Бурова был еще один заряд, он тотчас же прицелился в волка, который последним отделился от защищавшегося табуна и сильно хромал, волоча переднюю лапу. Но и этого Василий прикончил прежде, чем Буров успел выстрелить. Остальные звери были уже далеко.

Буров помчался к убитому им волку. Соскочив с коня, он потащил добычу к табуну; кобылы, злобно фыркая, всхрапывая, все еще жались друг к другу, пугливо вздрагивали.

Буров заметил Машу. Она стояла спиной к нему около лежащего на снегу жеребца.

— Маша, иди-ка посмотри, какого волка я убил, — воскликнул он радостно. — Вот это да! Такого я и не ожидал. Ну и свалка!

В упоении и азарте он взглянул на нее.

— Маша!

Она не обернулась, она все еще смотрела на жеребца.

— Матерый волчище. Ты только взгляни. — Он все еще тащил волка. Опустив его на снег, закурил. Только теперь он заметил, что в гонке потерял рукавицу, которую сбросил, чтобы удобнее было нажимать курок. Но сейчас это его не обеспокоило. — Чертовски красивый волк, — повторил он. — Ну и здоров! Ты только взгляни.

Он чувствовал себя превосходно, довольство собой переполняло его. Дикая гонка вытеснила из головы все мысли.

Василий тащил еще двух волков, Митя — четвертого.

— Ого, вот это охота, — поразился Буров. — Четыре штуки.

— А пятый вон лежит, — удовлетворенно показал Василий в сторону табуна, бросив на снег свою ношу.

Недалеко от табуна лежал волк с перебитой шеей. Его настигло копыто жеребца, но он еще смог отползти на несколько метров.

— Пять штук, — прошептал Буров пораженно, нервно потирая руки.

— Маша, а ты не стреляла? — спросил он, подойдя к жене.

С той минуты, как Маша выехала на равнину, она не спускала глаз с жеребца. Он скакал вокруг табуна по кругу, защищая его от волков. Один раз он упал, но тут же снова вскочил. Он бил копытами, разгоняя стаю, нападавшую на него с разных сторон. Маша видела, как один из волков, вцепившийся ему в бок, после удара копытом в шею отлетел в сторону. Но тут же на брюхе жеребца повисли два других.

Бег жеребца замедлился, грива уже не развевалась. Из распоротого брюха лилась кровь, дымившаяся на морозе. Но жеребец все еще пытался сбросить волков. Лишь когда прогремели выстрелы, волки, обезумевшие от запаха и вкуса теплой крови, заметили опасную близость людей и, оторвавшись от жеребца, пустились наутек за стаей, которая почти скрылась из виду.

Жеребец продолжал бег, с трудом, шатаясь, он снова обежал табун. И больше не показался. Машина лошадь пугалась и не хотела идти ближе: на пути валялся волк с перебитой шеей. Маша спрыгнула с седла, побежала мимо сбившихся в круг кобыл, продолжавших тревожно ржать. И увидела жеребца.

Он лежал в разрытом, истоптанном копытами снегу; снег под ним подтаял и окрасился горячей пенящейся кровью, струившейся из разорванного брюха. Жеребец хрипел и дергался, судорожно взметывал ногами, словно продолжая сражаться, хватал снег оскаленными зубами. Из разорванного волчьими клыками брюха вывалились внутренности. От могучего тела, покрытого по́том, шел пар.

Маша, как во сне, смотрела на круг, который вытоптал жеребец, обегая табун. Дорожка была глубоко разрыта, местами окрашена мочой и кровью. На последнем отрезке круга — перед тем местом, где он упал, — тянулась широкая красная полоса.

Жеребец снова тяжело, с хрипом и свистом, закашлялся, Маша обернулась, сняла ружье и приставила ствол к самому краю отметины на лбу, между правым глазом и ухом. Дважды, не глядя, нажала курок. Она лишь почувствовала, как жеребец резко дернулся, могучее мускулистее тело замерло.

Близкие выстрелы вспугнули жеребенка, который в смятении вырвался из круга и помчался прочь. Метрах в двадцати он остановился, испуганно дрожа всем телом. Оглянулся — никто не преследовал его, тогда он повернулся и с жалобным ржанием побежал назад, уткнулся головой в живот матери, прижавшись к ней всем телом.

Маша все еще пристально смотрела на круг, вытоптанный жеребцом, сердце ее билось все сильнее.

— Вы правильно сделали, — сказал Василий. — Хоть не мучился. А какой был жеребец…

Лишь теперь Буров обратил внимание на то, что Маша еще держит в руках дробовик, а на лбу мертвого жеребца чуть повыше глаза зияет страшная рана. Шерсть вокруг раны потемнела, кровь еще сочилась, застывая на снегу под неподвижной оскаленной мордой.

Буров посмотрел на жену с удивлением.

— Молодец, Маша. — Только теперь его поразило ее лицо — взволнованное, бледное до синевы, глаза полуприкрыты. — Что с тобой? — спросил он озабоченно. — Тебе нехорошо?