Ян Козак - Белый жеребец

Она проснулась, когда до нее донесся голос Василия. Открыв глаза, она поняла, где она и что от детей ее отделяет более тысячи километров.

— Доброе утро, — сказал Василий. — Пожалуй, пора ехать: надо посмотреть, не попался ли в капкан хоть один из четырех оставшихся волков. Мы поедем без Мити, пускай он отдохнет. Вернулся только в полдвенадцатого.

— Мы уже идем, идем, — ответил Буров.

Он давно проснулся и лежал, тупо глядя в потолок.

— Сегодня я не поеду, — отозвалась Маша. — Я плохо спала, что-то голова болит.

Муж, одеваясь, молча взглянул на нее.

— Вот и правильно, — заметил Василий. — Вам и впрямь лучше отдохнуть после вчерашнего. К полудню мы вернемся.

— Может, мне остаться? — спросил Буров жену.

— Зачем?

— Ну, раз тебе нехорошо.

— Нет. Поезжай. Я полежу часок-другой, и все будет в порядке.

Он почувствовал облегчение оттого, что они с Василием поедут одни. Временами ему казалось, что своей раздражительностью Маша словно связывает его по рукам и ногам, и теперь радовался свободе. «Ей тоже не вредно побыть одной несколько часов, — подумалось ему. — Смотришь, может, и возьмется за ум, может, все опять придет в норму».

Пока он торопливо одевался, Маша свернулась калачиком, повернувшись к нему спиной, и закрыла глаза. Он слышал ее дыхание и, хотя и знал, что она не спит, вышел в кухню, ступая очень осторожно, словно боясь ее разбудить.

— Ну, я пошел, Маша. Пока, — произнес он в дверях тихим дружелюбным голосом. — Может, принести тебе таблетку от головной боли и чаю?

— Нет. Спасибо, я буду спать, — ответила она.

— Ну, как знаешь. А может, все же выпьешь чего-нибудь? Ну, пока, — снова сказал он почти весело и еще более дружелюбно.

Василий сидел за столом, ожидая их к завтраку. Они молча принялись за еду.

— Мне кажется, что Маше уже опротивело стрелять, убивать, — произнес Буров через минуту, — Вчерашнее ее просто выбило из колеи.

— Что, ей не полегчало за ночь? — поинтересовался Василий, прихлебывая утиный суп, оставшийся от ужина.

— Нет, она что-то совсем расклеилась.

Василий вопросительно взглянул на него.

Буров сообразил, что в кухне, наверно, было слышно, как они ссорились, и поэтому лучше сказать правду, хоть отчасти, тем более что Василию не могло не броситься в глаза, как холодно, даже враждебно, держалась Маша вчера, когда они возвращались.

— Я пытался уговорить ее вчера вечером, — начал он. — Понимаете, еще раньше ее укусила какая-то муха… и все из-за пустяка. А теперь вот в семье неурядицы. — Он усмехнулся с легким смущением. — Да ведь вам, наверное, это знакомо, а? — Он бросил взгляд в сторону Митиной постели. Пастух крепко спал, с головой укрывшись шкурой, хотя в печке весело потрескивал огонь.

«И что бы мне помолчать», — подумал Василий. Он понимал, что между ними что-то происходит.

— У кого их не бывает, неприятностей, — кивнул он сочувственно. — Вечно так — не одно, так другое. А может, вам лучше остаться с ней?

— Нет. Ей лучше побыть одной. И нам тоже, а?

— Это уж точно, — ответил Василий. — Хотя, по правде говоря, у меня неприятности, пожалуй, из-за того, что я подолгу живу один, понимаете? Моя жена сердилась, особенно первое время, пока не привыкла.

— У каждого неприятности на свой лад, без этого не проживешь, — с пониманием заметил Буров.

Он решил, что не даст испортить себе день из-за каприза жены. Достаточно и того, что она отравила ему торжество вчерашней охоты.

Когда они тронулись в путь, он и в самом деле не слишком-то думал о ней. Охотничий азарт и предвкушение возможной встречи с волками, надежда встретить лося захватили его целиком. Он вспомнил про Машу только тогда, когда у останков жеребца, над которыми летали вороны, они нашли в капканах молодого волка и немного поодаль белого песца. Василий протянул ему песца, когда тот перестал биться.

— Подарите жене, — сказал Василий, усмехаясь с заговорщическим видом. — Вам здорово везет. Воротник выйдет что надо. Увидев такой, любая женщина ахнет.

— Очень кстати, правда, — широко улыбнулся Буров. — Но я и так вам очень задолжал, — добавил он с искренним смущением.

— Э, есть о чем говорить, — проворчал Василий, — Может, глотнем немного? — Выпив и вытерев рот рукавом ватника, он снова усмехнулся. — Знаете, если бы вы не рвались так найти лося и мы не поехали бы вчера, тут все кончилось бы куда хуже. Гораздо хуже. А теперь у нас шесть волков. Да еще песец в придачу.

— Пожалуй, так, — ответил Буров, только сейчас задумавшись над этим. — И все равно я ужасно благодарен вам за все.

Он разглядывал песца, дул на мех, думая о том, понравится ли шкурка Маше, И его совсем не взволновал волк, который с бешеной яростью бросался на них, пытаясь вырваться из капкана, так что Василию пришлось добить его — он с небольшого расстояния выстрелил ему в глаз, чтобы не испортить шкуру.

Затем Василий с помощью Бурова ловко снял шкуру с обоих зверей.

— Ну что, тронемся, пожалуй, чтобы поспеть к обеду? Сегодня мы его заслужили, — сказал Василий, когда они закончили работу.

Он был в превосходном настроении: от всей стаи остались на свободе только старая волчиха и два волчонка, они уже не представляют большой опасности. Более того, он надеялся, что волки уйдут из этих мест, хотя на всякий случай им с Митей придется быть настороже — как бы серые не принялись опустошать капканы с ондатрами.

Буров тоже ощущал особый подъем, скверное настроение, угнетавшее его с утра, рассеялось. Он горел нетерпением поскорее оказаться в юрте — как-то встретит его жена и с каким видом примет песца? К тому же он замерз в седле, слезились глаза, утомленные сверкающим снегом, поэтому он торопил коня. Когда они подъезжали к лагерю, вышел Митя. Он равнодушно осмотрел добычу и принялся разнуздывать коней. Буров пошел в юрту.

От раскаленной печки шло приятное тепло, из кастрюли распространялся аромат мяса и лаврового листа. Дверь из кухни в комнату была раскрыта настежь.

— Маша, — позвал Буров. — Маша, где ты?

Жена лежала одетая на постели и курила.

— Маша, — вновь весело воскликнул он. — Ну что, тебе лучше? Взгляни-ка, что я тебе привез. Вот тебе и воротник.

Он показал ей песца.

Она досмотрела на мужа долгим, пристальным взглядом. И даже не шевельнулась.

Он лишь теперь обратил внимание на то, что она, видимо, плакала, глаза все еще были красные, лицо осунулось, морщинки вокруг глаз и уголков рта углубились.

— Что с тобой? У тебя все еще болит голова? — спросил он заботливо. — Что же ты не взяла таблетку?

— Ничего у меня не болит. Просто я улетаю. Понятно?

В ее голосе не было ни горечи, ни злобы, но у Бурова мороз пошел по коже. Он все еще надеялся, что это просто нервы и все пройдет, — сколько было таких ссор, как вчера. А потом, ведь и впрямь ничего не случилось, он же ни в чем не провинился.