Салли Руни - Разговоры с друзьями [litres]

Ты знаешь, мне она тоже не нравится, сказала Мелисса.

Я лишь наблюдала за ней. В полумраке ее кожа призрачно серебрилась.

Я не хочу, чтобы ты думала, будто она мне нравится, сказала Мелисса, будто я наслаждаюсь ее разговорами о Нике и всем ее поведением за гранью приличий. Ничего подобного. Прости, что ужин тебя расстроил.

Нет, это ты прости, сказала я. Прости, что я устроила сцену. Сама не знаю, что на меня нашло.

Не извиняйся. Я сама должна была так поступить, не будь я бесхребетной.

Я сглотнула. Мелисса выключила воду и принялась споласкивать бокалы в раковине – небрежно, уже не сильно заботясь, хорошо ли они промылись.

Боюсь, без нее я не смогу опубликовать новую книгу, сказала Мелисса. Даже говорить об этом стыдно.

Тут нечего стыдиться.

Прости, я сегодня днем перегнула палку. Представляю, что ты обо мне подумала. Я просто очень тревожилась из-за прошлогодней истории. Поверь, обычно я разговариваю с Ником совсем по-другому. У нас не все идеально, но, знаешь, я люблю его. Правда люблю.

Разумеется, сказала я.

Она все полоскала бокалы. Я стояла у холодильника, не зная, что сказать. Она мокрой рукой смахнула что-то под глазом и опять взялась за посуду.

Ты ведь не спишь с ним, Фрэнсис? – сказала она.

Господи, сказала я. Нет.

Ладно. Извини. Не стоило спрашивать.

Он же твой муж.

Да, я в курсе.

Я так и стояла у холодильника. Меня бросило в пот. Капли стекали по шее и скользили между лопаток. Я промолчала, я прикусила язык.

Если хочешь, возвращайся в гостиную, посиди со всеми, сказала она.

У меня нет слов, Мелисса.

Иди-иди, все в порядке.

Я вернулась в гостиную. Все обернулись. Пожалуй, я спать, сказала я. Отличная идея, согласились все.

Тем вечером, когда я постучалась к Нику, он уже погасил свет. Войдите, услышала я его голос и, закрывая за собой дверь, сказала: это Фрэнсис. Да уж надеюсь, сказал Ник. Он сел и включил лампу, а я остановилась у кровати. Рассказала ему, о чем спрашивала Мелисса, и он ответил, что его она тоже спрашивала, но раньше, пока я гуляла под дождем.

Я ответил «ничего подобного», сказал Ник. Ты тоже?

Разумеется, «ничего подобного».

На прикроватной тумбочке стояла бутылка «Сансера». Я взяла ее и выковыряла пробку. Ник посмотрел, как я пью, я протянула бутылку ему, и он взял. Допил остатки и поставил обратно на тумбочку. Посмотрел на свои ногти, перевел взгляд на потолок.

Не знаю, что еще сказать, произнес он.

Ну и не нужно говорить, сказала я.

Ладно.

Я забралась в постель, и он стянул с меня ночнушку. Я обняла его за шею и крепко прижала к себе. Он поцеловал мой живот – упругую опрокинутую чашу, поцеловал бедро изнутри. Когда он спустился ниже живота, я впилась зубами себе в руку, чтобы не закричать. Губы у него были жесткие. Я прокусила себе палец до крови, на лице выступила испарина. Он поднял глаза, спросил: у тебя там все нормально? Я кивнула и почувствовала, как изголовье кровати стукнулось о стену. Он встал на колени, и я отозвалась протяжным, полузвериным стоном. Ник коснулся меня, и я крепко сжала ноги: нет, я вот-вот кончу. Так и хорошо, сказал он.

Он достал из тумбочки презервативы, я закрыла глаза. Ощутила на себе тело Ника, его тепло и тяжесть. Я обхватила его руку двумя пальцами, большим и указательным, словно пыталась сжать ее, уменьшить до подходящего размера. Да, сказала я. Мне хотелось, чтобы все это длилось подольше. Он был так глубоко во мне, что мне казалось, я могу умереть. Я сцепила ноги у него за спиной и он сказал: господи, как я это люблю, обожаю, когда ты так делаешь. Мы снова и снова шептали имена друг друга. Потом все было кончено.

После я лежала, пристроив голову у него на груди и прислушиваясь к биению его сердца.

Мелисса, наверное, хороший человек, сказала я. В глубине души.

Да, по-моему, хороший.

Значит ли это, что мы с тобой плохие?

Не думаю, сказал он. Ты-то уж точно нет. Может, я.

Его сердце стучало, как взбудораженные или горемычные часы. Я вспомнила суховатые идеологизированные рассуждения Бобби о полигамии, и мне захотелось обсудить это с Ником – может, шутя, не всерьез, просто прощупать, что он думает.

Ты не собираешься рассказать ей о нас? – сказала я.

Он громко вздохнул – прозвучало почти как слово. Я села, и он печально посмотрел на меня, словно сама эта тема его угнетала.

Я знаю, что надо ей признаться, сказал он. Мне стыдно, что из-за меня тебе приходится врать. А сам я даже врать толком не умею. На днях Мелисса спросила, есть ли у меня к тебе чувства, и я сказал «да».

Моя ладонь покоилась на его груди, я чувствовала, как пульсирует кровь у него под кожей. Ого, сказала я.

Но что будет, если я ей расскажу? – произнес он. Чего ты ожидаешь потом? Чтобы я переехал к тебе? Вряд ли ты этого хочешь.

Я рассмеялась, и он вслед за мной. Мы смеялись над невозможностью наших отношений, но все равно было здорово.

Нет, сказала я. Но она же изменяла тебе, и ты не выгнал ее из дома.

Там все было по-другому. Видимо, идеальный сценарий такой: я ей рассказываю, а она отвечает «ну и ладно, живи своей жизнью, мне-то что». Я не говорю, что это совсем невероятно, но может ведь и не получиться.

Я провела пальцем по его ключице и сказала: когда все начиналось, я об этом, по-моему, даже не задумывалась. Что ничем хорошим это не кончится.

Он кивнул, глядя на меня. А я задумывался, сказал он. Но решил, что оно того стоит.

Мы помолчали. А сейчас ты тоже так считаешь? – сказала я. Видимо, зависит от того, насколько плохо все кончится.

Нет, сказал Ник. Странно, но для меня – не зависит. Но я ей скажу, хорошо? Мы разберемся.

Не успела я ответить, на лестнице послышались шаги. Мы оба притаились, шаги приблизились. В дверь постучали, и голос Бобби позвал: Ник? Он погасил свет и сказал: секундочку. Встал с кровати и натянул спортивные штаны. Я лежа смотрела на него. Он открыл дверь. Я не видела Бобби в просвете, только силуэт Ника со спины и его руку, опирающуюся на косяк.

Фрэнсис нет в ее комнате, сказала Бобби. Я не знаю, где она.

А.

Я проверила в ванной и в саду. Как думаешь, может, пойти поискать? Разбудить остальных?

Нет, не нужно, сказал Ник. Она… хм… О господи. Она тут со мной.

Повисла долгая пауза. Я не могла рассмотреть их лиц – ни Бобби, ни Ника. Я вспомнила, как она поцеловала меня несколько часов назад и ее слова о моем «приступе праведности». Ужасно, что Ник рассказал ей все вот так. Просто чудовищно, и я это понимала.

Я не сообразила, сказала Бобби. Извините.

Да ничего.

Простите. Спокойной ночи.

Он пожелал ей спокойной ночи и закрыл дверь. Мы слышали, как ее шаги спускаются в цокольный этаж. Вот черт, сказал Ник. Черт, черт. Она никому не скажет, безучастно произнесла я. Ник раздраженно вздохнул и сказал: да уж, будем надеяться. Он как будто растерялся, перестал меня замечать. Я надела ночнушку и сказала, что пойду спать к себе. Конечно, хорошо, сказал он.