Салли Руни - Разговоры с друзьями [litres]

На следующее утро мы с Бобби уехали, пока Ник еще спал. Мелисса пешком проводила нас до станции, помогла с сумками и молча проследила, как мы садимся в автобус.

Стоял конец августа. В аэропорту Бобби спросила: и давно это у вас началось? Я рассказала. Она пожала плечами, мол, ладно. В автобусе по дороге из Дублинского аэропорта мы слушали репортаж о женщине, которая умерла в больнице. Я интересовалась этой историей раньше, но успела забыть. Сил обсуждать ее сейчас не было. Когда подъехали к колледжу, в окна автобуса барабанил дождь. Я помогла Бобби вытащить чемодан из багажного отделения, она закатала рукава плаща. Ну и ливень, сказала она. Как всегда. Я спешила на поезд до Баллины, хотела провести несколько дней у мамы и пообещала Бобби, что позвоню. Она поймала такси, а я пошла к остановке, чтобы сесть на 145-й автобус до вокзала Хьюстон.

Вечером я приехала в Баллину, и мама взялась готовить болоньезе, а я сидела за кухонным столом, пальцами распутывая волосы. За окном дождь тек с листьев, точно с кусочков мокрого шелка. Она сказала, что я загорела. Я стряхнула несколько волос на пол и сказала: правда? Вообще-то я и сама знала.

С отцом-то хоть раз созвонились? – сказала она.

Он один раз позвонил мне. Не знал, где я, и, судя по голосу, был пьян.

Она достала из холодильника пакет чесночного хлеба. У меня болело горло, и я не знала, что сказать.

Он же не всегда был таким, да? – сказала я. Стало хуже.

Он твой отец, Фрэнсис. Тебе ли не знать.

Я же не тусуюсь с ним каждый день.

Чайник закипел, облачко пара повисло над плитой и тостером. Я вздрогнула. Не верилось, что еще утром я проснулась во Франции.

А когда ты выходила за него замуж, он уже был таким? – сказала я.

Она не ответила. Я посмотрела в сад – там на березе висела птичья кормушка. У мамы были любимчики среди птиц: кормушку она устроила для маленьких и обаятельно уязвимых птичек. Вороны были совершенно не в фаворе. Они их сразу прогоняла, как только увидит. Это же просто птицы, говорила я. Она отвечала: да, но некоторые птицы могут позаботиться о себе сами.

Накрывая на стол, я почувствовала, как подступает головная боль, но промолчала. Всякий раз, когда я жаловалась маме на головную боль, она заводила песню, мол, это из-за того, что я слишком мало ем и у меня низкий уровень сахара в крови, хотя я так и не проверила, насколько научно обосновано это утверждение. Когда ужин был готов, заболела еще и спина, начало дергать какой-то нерв или мышцу, я даже сидеть ровно не могла.

Мы поели, я помогла загрузить посудомойку, и мама пошла смотреть телевизор. Я отволокла чемодан к себе, хотя, поднимая его по лестнице, обнаружила, что с трудом стою прямо. Зрение обострилось, все стало ярче. Я боялась слишком уж двигаться, словно могу растрясти свою боль и станет еще хуже. Я медленно зашла в ванную, закрыла дверь и уперлась руками в раковину.

Снова шла кровь. Одежда уже пропиталась насквозь, а у меня даже не хватало сил быстро ее снять. Постепенно, шаг за шагом, придерживаясь за раковину, я все-таки разделась. Одежда отлипала от кожи, как размокшая корочка с раны. Я завернулась в халат, висевший на двери, села на край ванны, прижав руки к животу, а окровавленную одежду бросила на пол. Сначала мне стало лучше, потом хуже. Хотелось принять душ, но я боялась, что нападет слабость и я потеряю сознание.

Я заметила, что в крови попадаются сизые сгустки, похожие на отслоившуюся кожу. Раньше я никогда не видела ничего подобного и так испугалась, что успокаивала себя: может, это все неправда, ничего такого не происходит. Я хваталась за эту мысль при каждом приступе паники, словно сойти с ума и нафантазировать себе альтернативную реальность не так страшно, как жить с тем, что творилось на самом деле. Может, ничего такого не происходит. Я уже не пыталась унять дрожь в руках и лишь ждала, когда станет легче, пока не догадалась, что это не просто эмоции, это нельзя выбросить из головы. Это объективная реальность, на которую я не могла повлиять. Мне еще никогда не было так больно.

Я присела на корточки, достала телефон и набрала домашний номер. Мама сняла трубку, и я сказала: можешь прийти ко мне на секунду? Что-то мне нехорошо. Я услышала, как она поднимается по лестнице со словами: Фрэнсис? Лапушка? Она вошла, и я рассказала ей, что происходит. Боль убила во мне всю стеснительность и щепетильность.

Задержка была? – спросила она.

Я постаралась вспомнить. У меня всегда был нерегулярный цикл, и, по моим прикидкам, с последней менструации прошло недель пять, а может, и все шесть.

Не знаю, может быть, сказала я. А что?

Ты ведь не можешь быть беременна?

Я сглотнула. И промолчала.

Фрэнсис? – сказала она.

Крайне маловероятно.

Но не невозможно?

Нет ничего невозможного, сказала я.

Ну, тогда я не знаю. Поедем-ка в больницу, раз у тебя такая боль.

Левой рукой я стискивала край ванны, пока не побелели костяшки. Потом повернулась, и меня вырвало прямо в ванну. Спустя несколько секунд, когда тошнота отступила, я вытерла рот тыльной стороной ладони и сказала: да, наверное, надо в больницу.

После долгого ожидания мне выделили койку в отделении экстренной помощи. Мама сказала, что поедет домой и поспит пару часов, и чтобы я звонила, едва появятся новости. Боль немного утихла, но не ушла совсем. Прощаясь, я держала ее за руку – ладонь большая и теплая, словно дар самой земли.

Я легла, и медсестра тут же поставила мне капельницу, но не объяснила зачем. Я старалась спокойно смотреть в потолок и считать про себя от десяти в обратном порядке. Со своей кровати я видела других пациентов – в основном старичков, но был и один молодой парень – похоже, пьяный или под кайфом. Его я только слышала – как он плачет и извиняется перед всеми проходящими мимо медсестрами. А те отвечали что-то вроде: не переживай, Кевин, все в порядке, вот умница.

Доктор, который пришел взять анализ крови, был не намного старше меня. Крови для анализов ему понадобилось много, а также моча, и он задавал вопросы о моей половой жизни. Я сказала, что у меня никогда не было незащищенного секса, а он недоверчиво выпятил нижнюю губу и сказал: никогда, ну ладно. Я кашлянула и сказала: ну, не совсем. Он посмотрел на меня поверх своего блокнота. По его лицу было ясно: он решил, что я идиотка.

Не совсем незащищенный? – сказал он. Что-то я не понимаю.

Лицу стало жарко, но я постаралась ответить как можно нейтральнее и безразличнее.

Нет, я имею в виду незавершенный секс, сказала я.

Понятно.

Тогда я посмотрела на него и сказала: я имею в виду, что он кончил не в меня, теперь понятно? Он опустил глаза к своему блокноту. Было ясно, что мы возненавидели друг друга со страшной силой. Напоследок он сказал, что мне сделают анализ мочи на беременность. Как правило, уровень ХГЧ остается повышенным в течение десяти дней – вот что он сказал перед уходом.