Салли Руни - Разговоры с друзьями [litres]

Я открыла файл и перечитала рассказ целиком, не отрываясь и не задумываясь о том, что делаю. В героях рассказа легко было узнать Бобби, ее родителей и меня саму. Все, кто нас знают, безошибочно угадали бы. И не то чтобы портрет получался нелестный. Он выпячивал нашу с Бобби склонность к доминированию, потому что вся история была о власти в отношениях. Но, подумала я, писательство – это и есть отбор фактов и расстановка акцентов. Бобби должна это понимать как никто.

Льюис упомянул, что за рассказ мне заплатят, и привел расценки для дебютантов. Без сокращений моя история тянула на восемьсот с лишним евро. Я отправила Льюису ответ, поблагодарила за интерес и сообщила, что буду рада отредактировать рассказ, как он посоветует.

Тем вечером Ник заскочил к нам, чтобы забрать меня и отвезти в Монкстаун. Мелисса на несколько дней уехала к родным в Килдэр. В машине я похвасталась ему, что мой рассказ опубликуют, и пересказала разговор с Бобби в ванной, когда она заявила, что она не особенная. Притормози-ка, сказал Ник. Сколько, ты сказала, тебе заплатят? Я даже не знал, что ты пишешь прозу. Я рассмеялась – мне нравилось, когда он показывал, как мною гордится. Я ответила, что это мой первый опыт, и он сказал, что я его пугаю. Я призналась, что героиня списана с Бобби, и он сказал, мол, Мелисса постоянно вставляет его в свои тексты.

Но мимоходом, сказала я. Типа «там был мой муж». А у меня Бобби главный персонаж.

Да, я и забыл, что Мелиссу ты читала. Ты права, она на мне не зацикливается. Как бы то ни было, вряд ли Бобби станет возражать.

Я думаю, может, ничего ей не рассказывать. Она же не читает этот журнал.

По-моему, идея так себе, сказал он. Тогда слишком многим придется скрытничать. Этому Филипу, с которым вы тусуетесь, и другим. Моей жене. Но ты тут главная, разумеется.

Я хмыкнула: он был прав, и я это знала, но предпочла бы, чтобы он ошибался. Мне нравилось, когда он называл меня главной. Он весело побарабанил ладонями по рулю. Почему я всегда нарываюсь на писательниц? – сказал он.

Тебе нравятся женщины интеллектуально сильнее тебя, сказала я. Наверняка ты в школе влюблялся в учительниц.

Да, я этим славился. В колледже спал с преподавательницей, я рассказывал?

Я заинтересовалась, и он рассказал. Эта женщина была не просто помощницей преподавателя, но профессором. Я спросила, сколько ей было лет, и он, застенчиво улыбнувшись, ответил: сорок пять? Может, пятьдесят. Как бы то ни было, она могла вылететь с работы, безумие какое-то.

Я смотрю на это ее глазами, сказала я. Ведь я же поцеловала тебя прямо на дне рождения твоей жены?

Он сказал, что сам не понимает, как вызывает у людей такие чувства, хоть это не так уж часто и случается, но всегда с сокрушительной силой, притом, что он ничего для этого не делает нарочно. Подруга его старшего брата запала на него, когда ему было всего пятнадцать. А девушке было почти двадцать, сказал Ник. У нее просто крышу снесло. Так я и потерял девственность.

А тебе крышу снесло? – сказала я.

Нет, просто боялся отказать. Боялся ранить ее чувства.

Мрак, сказала я, сочувствую. Он моментально откликнулся: эй, я не набиваюсь на жалость. Я же сам согласился, это не было… Может, это и незаконно, но по согласию.

Потому что ты слишком боялся отказать, ответила я. Ты бы назвал это согласием, если бы такое произошло со мной?

Ну, нет. Но физически мне ничего не угрожало. В смысле, она вела себя как сумасшедшая, но мы оба были подростками. По-моему, она не монстр.

Мы еще не выбрались из города, стояли в пробке на северной набережной. Был ранний вечер, но уже стемнело. Я смотрела в окно на прохожих и на завесу дождя, колыхавшуюся под фонарями. Я сказала, что, по-моему, он так притягателен именно в силу своей поразительной пассивности. Я знала, что мне придется поцеловать тебя самой, сказала я. Что сам ты никогда меня не поцелуешь – и тут уж ничего не поделаешь. Но еще я была страшно уверена, что ты позволишь мне тебя поцеловать, куда ты денешься? Опьяняюще. Я не могла решить, то ли ты полностью в моей власти, то ли совсем не подконтролен.

А что ты чувствуешь теперь? – сказал он.

Скорее полный контроль. Это плохо?

Он сказал, его устраивает. Полезно было бы исправить баланс сил, добавил он, хотя мы вряд ли когда-нибудь этого достигнем. Я сказала, что Мелисса считает его «патологически ведомым», а он ответил, мол, ошибочно думать, будто это значит, что у него нет власти над женщинами. По-моему, сказал он, часто в отношениях слабость – проявление силы. Я сказала, что Бобби тоже могла бы такое сказать, и он рассмеялся. Фрэнсис, это лучший комплимент, которого мужчина может от тебя дождаться, сказал он.

Той ночью в постели мы разговаривали про дочку его сестры, и как сильно он любит малышку, и как во время депрессии он порой приходил к Лоре, просто чтобы быть ближе к племяннице и видеть ее личико. Я не знала, собираются ли они с Мелиссой рожать ребенка и почему его до сих пор нет, если Ник так сильно любит детей. Спрашивать не хотелось – я боялась услышать, что ребенка они планируют, так что я с иронией сказала: может, у нас с тобой могли бы быть дети. Мы бы растили их в полиаморной коммуне и разрешили бы им самим выбрать себе имена. Ник ответил, что у него уже были коварные фантазии на эту тему.

Если я забеременею, по-прежнему буду тебе нравиться? – сказала я.

Конечно.

В фетишистском смысле?

Ну не знаю, сказал он. Мне действительно кажется, что теперь я знаю про беременных больше, чем десять лет назад. Порой я воображаю, как делаю для них что-нибудь приятное.

Похоже на фетишизм.

У тебя все что ни возьми фетиш. Я имел в виду готовить для них, что-то вроде этого. Но буду ли я хотеть тебя, если ты забеременеешь, – да. Не сомневайся.

Я повернулась и прильнула губами к его уху. Глаза мои были закрыты, такое ощущение, словно все не по-настоящему, а просто игра. Эй, сказала я, я правда хочу тебя. И я почувствовала, как Ник кивнул – такой приятный нетерпеливый кивок. Спасибо, сказал он. Так и сказал. Мы поцеловались. Я упала спиной на матрас, и Ник коснулся меня – осторожно, как олень касается носом. Ник, ты просто подарок, сказала я. Я забыл бумажник в пальто, ответил он. Погоди. И я сказала: давай так, я все равно на таблетках. Его рука лежала на подушке рядом с моей головой, на секунду он замер и только жарко дышал. Ты точно хочешь? – сказал он. Я ответила, что да, он все дышал и потом сказал: как же с тобой хорошо.

Я обвила его шею руками, а он просунул руку мне между ног, чтобы войти в меня. Прежде мы всегда пользовались презервативами, и теперь все ощущалось по-другому или, может, он вел себя по-другому. Его кожа покрылась испариной, дыхание сбилось. Я чувствовала, как тело мое раскрывается и закрывается, точно цветок в ускоренном видео, который распускает и собирает лепестки, это было настолько реально, что походило на галлюцинацию. Ник чертыхнулся и добавил: Фрэнсис, я не думал, что будет так приятно, прости. Его мягкие губы были так близко. Я спросила, ты что, сейчас кончишь, он на миг задержал дыхание и произнес: прости, прости. Я подумала о его коварном желании оплодотворить меня, о том, какой наполненной и огромной я себя почувствую, как он будет касаться меня с гордостью и нежностью, и тут услышала собственный голос: все хорошо, я этого хочу. Было странно и очень приятно, а он говорил, что любит меня, я помню. Он шептал мне на ухо: я тебя люблю.