Юлия Верба - Одесская сага. Понаехали [litres]

Четвертая рюмка спирта обожгла гортань. Петька поперхнулся, запил водой и почувствовал, что поплыл.

– Пацан, я же вижу, на тебе лица нет. Поругался? Идти некуда? Как пес по улице бродить будешь? У меня ночуй! Никто не узнает. Поспи пару часов, и я тебе все покажу.

Семен разбудит Петьку перед рассветом и отведет в цех.

– Да что вы им делали? – удивился Петька. – Тут нагрузки в десять раз выше нормы, конечно, он помер. Я попробую запустить, но надолго не хватит. Неделя, максимум две, и он станет уже надолго. Тут пружины возвратные надо менять. Заводские, редкие. И сальники-уплотнители. Весь комплект по кругу. Как же вы довели до такого состояния? С него же масло со всех щелей льется!

Сема попросит Петю открыть его знаменитую «шарманку». И накидает туда столько пачек, сколько войдет.

– Сделай новые пружины. Или купи. Сальники- шмальники свои купи. Два комплекта, три, четыре – сколько понадобится. С запасом. Не скупись. – Вайнштейн ткнул пальцем в чемодан: – Будешь столько же как зарплату месячную всю жизнь получать.

Сема знал – у каждого человека есть цена. И у хорошего она есть, только значительно выше. И не всегда в деньгах. Дай больше. В разы, так, чтобы он и представить не мог столько. И сломаешь. Петька – щенок, пытался сопротивляться. Но от такого количества со своей зарплатой помощника, мелкими заработками и молодой бабой – никто не устоит. Тем более здесь прагматичный мозг куда сильнее душевных порывов. Немец и есть немец.

У Семена будет еще одно дело. Совсем легкое. Он возьмет старинного коллегу и помощника и заглянет на почту. Начальница почтового отделения со стволом во рту послушно кивала головой. Ритм наклонов задавал сам Семен.

– Ни одной посылки на фамилию Беззуб. Ни письма, ни телеграммы. И на этот адрес, – он постучал желтым ногтем в клочок бумаги на столе, – тоже ничего. Все складываешь, раз в неделю отдаешь ему. Понятно?

– Ушла любовь – завяли помидоры, – Ривка чокнулась чаем в подстаканнике с Фирой.

– Слава богу! Знаешь, я уже боюсь радоваться. Надеюсь, это не часть его плана, – ворчала Фира.

Петька ожил. Расцвел, расправил плечи. Но до этого он завалил весь коридор и всю их комнату цветами. Женька открыла дверь – посреди цветов на коленях стоял Петька.

– Прости меня. Пожалуйста. Я больше не огорчу тебя. Прости, а!

Женька пыталась хмуриться, но Петька, грубоватый, со своими руками с въевшимся под ногти навечно машинным маслом, бычьей шеей в этих цветах смотрелся нелепо и дико смешно.

– Жень, я сейчас задохнусь от этой романтики. Вот тебе еще, – он достал из-за спины два мешка, – тут изюм и орехи. Неколотые. Хочешь – пироги пеки, хочешь – меня на орехи в угол ставь. Только прости.

Женька рухнула к нему прямо в импровизированную клумбу.

– Ты что, почтовый вагон ограбил?

– Подработку нашел! Пошли тебя выгуливать!

Беззуб не понимал источника такого внезапного богатства и очень тревожился.

– Петр Иванович, ты во что вляпался?

– Ни во что! Приработок хлебный случился. Нэпманам одним, кустарям с производством помогаю. Объемы большие, станки старые.

Беззуб смотрел Пете в переносицу.

– Ты уверен, что там все чисто?

– Иван Несторович, я их бухгалтерские книги не проверял – врать не буду. Но мне какое дело до их гешефтов?

Радость была недолгой. Через две недели старый пресс застонал, лязгнул и издох.

Петька вторую ночь бился в пуговичном цеху – пресс не запускался. Он самостоятельно сделал комплект пружин, трижды поменял все уплотнители и сальники на штоках и главном цилиндре – все напрасно, через два-три часа работы прессы один за другим останавливались.

Вайнштейн со змеиной улыбкой прошипел вечером:

– Ты пойми – тут даже Борю не придется возвращать. Ты уже у станка засветился. Сначала убивать будут не меня, а твою Женю. Прямо здесь – пальцы сломают или зубы выбьют, чтобы тебе быстрее думалось. Не поможет – по кругу пустят перед тем, как убить обоих.

Петька придет к Беззубу с чертежом.

– Гляньте, а? А то я никак одну пружину проклятущую доработать не могу.

Ваня узнал этот пресс с первого взгляда.

– Ты что, идиот малолетний, с Вайнштейном связался? Ты хоть понимаешь, что они там делают?!

– Да мне все равно! Помогите, вопрос жизни и смерти!

– Значит, так. Ты идешь к Семе и посылаешь его к Бениной маме. И больше ни ногой туда. Дурак, ты не соображаешь? Они там патроны леваком клепают! В промышленном количестве! Ты хоть понимаешь, какие там завязки! Тебя ЧК к стенке поставит и вопроса не задаст!

Петька побледнел:

– Они Женю убьют. Вайнштейн сказал. Если я не починю.

Иван Несторович побледнел и схватился за грудь. Он хватал воздух, распахивая рот, как карп на Привозном лотке. На Петькины крики примчались Фира и Женя. Котя рванул за Фердинандовной.

– Уже легче, – Ваня растирал ноющую грудь и вяло отбивался от соседки. – Мадам Гордеева, люблю, ценю. Оставьте меня с вашими пилюлями. Уже прошло почти.

– Жри, Беззуб, шоб ты сдох, ты мне нужен здоровый! Единственный нормальный человек на весь этот сумасшедший двор. Петька, зараза, ты довел? Или ты? – она покосилась на Фиру.

Гордеева чуть не силой сунула Беззубу в рот нитроглицерин с аспирином, разумеется, предварительно лизнув каждую таблетку.

– Шоб ты была здорова, Фердинандовна, – усмехался Ваня, – со своими пробами.

– А ты хочешь вместо сердечного слабительное получить?

– Ой, лучше что-то укрепляющее. Есть?

Приступ был относительно слабым. Гордеева отвела Фиру в сторону: – Он в больницу не пойдет. Ты его уложи. Пусть хоть пару дней дома отлежится. Нитроглицерин купи – пусть без него из дому не выходит. Ты смотри, здоровый мужик, не курит, не пьет практически… Довели паскуды.

Иван Несторович весь вечер просидел на веранде хмурый и мрачный, уставившись в одну точку. Петька ходил мимо него на цыпочках, старался поймать его взгляд, но безуспешно.

Поздно вечером Иван громко хлопнул ладонью по столу и крикнул:

– Петька! Неси чертежи!

В одну секунду чертежи были развернуты на столе, Фира принесла дополнительную лампу и чайник со стаканами. Иван властным движением руки показал – убери! И добавил: – Это лишнее, тут дел на две минуты.

Ткнул пальцем в четыре точки на бумаге и спросил у Петьки:

– Вот здесь протечки масла?

– Да.

– Ты что, не понимаешь почему?

– Нет…

Иван тяжело вздохнул:

– Штамп износился до предела, матрицу или пуансон, скорее всего, подклинивает, это создает дополнительное сопротивление – вот сальники и выдавливает, и хлещет из-под них масло, как из рождественского гуся. Ты, Петька, устранял последствия, а не убирал причину протечек.

Петька просиял лицом и радостно завопил:

– И все? Так просто?!