Николя Матье - И дети их после них

– Ого, – сказала она, откидываясь снова на спинку стула.

– Как? Ничего?

– Ничего. Бывало и похуже.

Она подняла руку, и ее браслеты с приятным звоном соскользнули по предплечью. Отец ответил быстрым жестом и подошел к ним. По лицу его было видно, что сегодня не лучший его день. Он сразу начал выкладывать все, что было у него на душе. Женщины сделали вид, что внимательно слушают.

Пьер Шоссуа возвращался с американского пляжа, куда ездил, чтобы в последний раз проверить, как идет подготовка к балу. Фейерверк еще не был установлен. Пожарники достали вконец, муниципальные служащие – то же самое. Эти вообще требовали тройную оплату, поскольку четырнадцатое июля попадало еще и на воскресенье. Теперь мэр ждал его с отчетом. Рассказывая, он подъедал с тарелки дочери корки от пиццы. Стеф смотрела на отца; с такими темпами он долго не продержится.

– Вечером приходите. Народу будет много.

Стеф и Клем скривились. По правде говоря, они были не в восторге от предложения. Шум, гам, тарарам – не так они представляли себе хорошую вечеринку. Но отец настаивал, и они в конце концов пообещали прийти. После чего он зашагал дальше своей дорогой – тяжело дыша, толстый, как колбаса, с портфелем в руке. Его ждал мэр, и в нем, так или иначе, нуждался весь город.

– Ладно…

Мать и девушки остались втроем, говорить им было больше не о чем. Они избегали смотреть друг на друга. Мать поняла, что это значит. Она встала, взяла со стола счет.

– Ты на машине, Клеманс?

– Да.

– Тогда я вас оставлю. У меня еще полно дел.

Она попросила Клем передать привет родителям, потом прошла внутрь, чтобы заплатить. Держалась она не слишком твердо да и видела не слишком хорошо. Можно было подумать, что не она ведет машину, а наоборот. Стеф с подружкой улыбнулись, глядя на нее, разговорчивую, светловолосую, с матовой кожей, всю в золоте. На прощание она помахала им.

– Что ты собираешься делать? – спросила Клем.

– Не знаю.

– Ну да. Тут все то же убожество.

– Не говори.

Они помолчали несколько минут, наслаждаясь послеобеденным оцепенением. Вино делало свою работу у них в головах, а еда – в желудках.

– Могла бы все же позвонить.

– Да я, как приехала, все время кручусь. Мать таскает меня по всем закоулкам.

– А, ну ладно.

Они решили немного пройтись, чтобы размять ноги. Все магазины были закрыты, о ресторанах и барах не хотелось даже думать. Через открытые окна были видны скромные интерьеры: комната на цокольном этаже, где супруги смотрели телевизор, спальня подростка с постерами «Top Gun» на стене.

Клем начала рассказывать о своей жизни, об учебе, о Нанси. После первого облома на подготовительном в Лионе она переключилась на медицину и только что с успехом закончила первый курс. В целом сейчас все неплохо. Зато в первом семестре ей досталось. Поступила она в разгар учебы, потерялась в толпе (тысяча шестьсот студентов до первого отсева), преподы методично обдавали ее презрением, – короче, пришлось попотеть конкретно, просто жесть. До марта дни летели один за другим, беспросветно, безрадостно, сплошной серый туннель, не считая усталости, соперничества, плюс этот долбаный город с его выпендрежными фасадами и паршивыми барами. Все кончилось «Прозаком». После этого она вошла в ритм, влилась в дружную компанию трудолюбивых ребят – Капюсин, Марк, Бланш, Эдуар и Нассим. Они вместе ходили в библиотеку, вместе тусовались, ну, и спали друг с дружкой – тоже все вместе. Это создавало связи. В августе она поедет вместе с ними в поход, в Севенны.

– У тебя свой парень-то есть в этой куче? – спросила Стеф.

– Не совсем. В любом случае, нам столько пахать приходится!

После этого настала очередь Стеф рассказывать о себе. Она была уклончива. А ведь они с Клем не виделись с лета, с самого окончания школы. Так что новостей накопилось много.

Стеф получила аттестат с отличием, и тут на нее снизошло озарение. Она вдруг поняла, что никаким правом заниматься не будет. Еще раньше она почувствовала, что для людей ее склада в университете слишком много свободы, слишком много возможностей сбиться с пути. И потом, в этом принятом в последний момент решении была еще и чуточка снобизма. Она не могла решиться провести пять лет в жутких аудиториях среди сотен понаехавших из глубинки придурков.

Только в отличие от Клем и других более продвинутых друзей, которые с самого детства нацеливались на прибыльную академическую карьеру, Стеф для себя ничего заранее не придумала. С первого и до последнего класса она старалась делать как можно меньше, а в самом конце чуть ли не основным ее занятием стала любовь к Симону. Так что, когда настало время делать серьезный выбор, она оказалась совершенно не готова к этому. Она раскаивалась и упрекала во всем родителей.

Те же, жившие уютной жизнью изворотливых, но не обремененных культурой мелких буржуа, тоже не выработали конкретного плана для обеспечения будущего единственной дочери. У Пьера Шоссуа было одно требование – чтобы аттестат был с отличием. В остальном считалось, что Стеф займется коммерцией, а уж они найдут ей где практиковаться, работу, помогут купить одну-две квартиры, тут же, в Эйанже, гаражи, все это хорошо сдается внаем, и постепенно она, как и они, наживет неплохие денежки. Однако Стеф такие средненькие устремления не устраивали. Она поняла, как функционирует жизнь вообще, поздновато, но все же. Школа – это как бы сортировочная станция. Одни покидают ее рано, это те, кому предназначено работать руками, за мизерную плату. Бывает, конечно, что кто-то из них станет водопроводчиком-миллионером или богачом-автослесарем, но в целом в этом направлении далеко не уйдешь. Другие доучиваются до конца, примерно восемьдесят процентов, и идут на философию, психологию, социологию или экономику. В течение первого семестра их просеивают через мелкое сито, и оставшиеся могут рассчитывать на жалкие дипломишки. Дальше их ждут бесконечные поиски работы, административные конкурсы, которые им придется брать измором, разнообразные, но депрессивные должности вроде препода в «зоне приоритетного образования» [35] Имеются в виду средние учебные заведения, наделенные дополнительными средствами и бо́льшей автономией, созданные в 1981 году в рамках образовательной системы с целью преодоления трудностей воспитательного и социального порядка, а также для того, чтобы покончить с традиционным для школьной системы эгалитаризмом, в соответствии с лозунгом «Давать больше тем, кто в этом больше нуждается». или ответственного за связи с общественностью при местной администрации. И пополнят они эту ядовитую категорию граждан, которые, имея прекрасное образование, но не имея достойной работы, все понимают, но ничего не могут. Разочарованные, озлобленные, они будут постепенно скатываться все ниже, а потом найдут для своей неудовлетворенности какой-нибудь выход в виде винного погребка или увлечения восточными религиями.