Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Началось затишье. За следующую неделю меня из сержантов даже пальцем никто не тронул. Сержанты на меня косились и боялись, что я могу их сдать, потому что надо мной они издевались больше всех, и, наверное, не каждый бы выдержал всех этих издевательств, как издевались надо мной. На всех девять сержантов можно было смело лет по пять накинуть колонии только за меня, не считая, сколько досталось другим. Двух сержантов из другой роты посадили на губу, и как всех пугали, что они будут свой дембель отмечать в дисциплинарном батальоне. Каждый сержант нашей роты начал со мной по-дружески разговаривать, и даже за меня заступаться. Каждый чуял, что может запахнуть жаренным, сдай я всех с потрохами, а в свое время у меня мысли гуляли порезать их всех ночью штык-ножом, но отдать должное, что психологических сил у меня хватило.

В таком аду, в котором я находился месяц после госпиталя, не пожелал бы даже самому заклятому врагу.

До намеченного полевого выхода нас за неделю стали готовить к нормативам. Вырыть окоп в бронежилете удалось только двум крепким курсантам. Все остальные вместе со мной этого сделать не смогли. Мне в первый раз попробовав рыть окоп было очень тяжело, и я понял, что этот норматив мне на зачет на полевом выходе будет не по силам. Копать в лежачем положении с шестнадцатикилограммовым бронежилетом и маленькой саперной лопаткой у меня не получалось. За отведенное время я мог только вырыть треть окопа. Также с первого раза у меня не получалось надеть общевойсковой защитный комплект, так как видел его я в первый раз. Противогаз у меня на отлично надевать стало сразу получаться, а по поводу нормативов по бегу, подтягиванию и отжиманию я не переживал.

С бегом на тысячу метров я стал чувствовать боли в ногах. На гражданке я проблем в ногах никогда не ощущал, а здесь после каждой пробежки я испытывал сильные боли в голенях, после которых порядка тридцати минут я невыносимо мучился, кости ломили, и я ощущал сильный дискомфорт.

Наконец, подошло время начала мая, долгожданного полевого выхода. Нас повезли на какую-то станцию на электричке, где пешком через три километра мы были на месте.

Первым нормативом было рытье окопов. Нас посадили всех уже в вырытые наполовину окопы, но даже с таким окопом времени у меня не хватило, и я получил трояк. За надевание ОЗК (общевойскового защитного комплекта) я получил тоже тройку.

На первый день нас ждали еще стрельбы, за которые я боялся. За все время я еще ни разу не стрелял, и для меня это было испытанием. Но испытание оказалось еще более тяжелым, так как стрелять надо было в противогазах. Когда до меня дошла очередь, то я по команде к бою надел противогаз и побежал на огневой рубеж. Упав на рубеже, я вытащил магазин из подсумка, засунул его в отсек автомата и, сняв с предохранителя, передернул затвор. Я крикнул, что курсант к бою готов, и по команде «огонь» я начал искать свои мишени. Очень тяжело было ориентироваться в противогазе и стрелять двойным выстрелом, да еще и стрелял я в первый раз. Я нажал на курок, прозвучал выстрел, но мишень не упала. Проверяющий мне что-то кричит, а я его не слышу и продолжаю стрелять, не подбивая мишень. Когда у меня кончились патроны, то я крикнул, что стрельбу закончил. После команды проверяющего я встал и занял место в строю. Когда я снял противогаз, сержант Валешин начал мне выговаривать, что я дебил и какого хрена я стрелял одиночными выстрелами. Взвод я на стрельбах подвел, получив самую плохую оценку. Я отстрелял всех хуже, но в отчетной ведомости проверяющий ошибся и поставил мне пятерку. Сразу сержанты про мою стрельбу забыли, так как в ведомости у меня было отлично.

На следующий день я выполнил норматив по надеванию противогаза на отлично, и были еще разные нормативы, которые я преодолевал с переменным успехом.

На третий день мы выдвинулись обратно в часть, ожидая на платформе электричку с припекающим солнцем. Я сидел и мечтал, что осталось все самое сложное позади. Через месяц я уеду в Моздок, придут молодые, и начнется у меня нормальная служба.

Многие курсанты писали заявление, чтобы остаться в учебке, когда получат сержантское звание, и учить новых курсантов, которые должны будут приехать после нашего отбывания по частям. Я не понимал таких курсантов, потому как видел, что у наших сержантов практически свободного времени не было. Или занятия, или наряды, и имели их командиры по полной за каждый залет курсанта. Несладко, я считал, здесь живется сержантам, и сильно заблуждался по этому поводу, думая, что в своей части я сразу буду лежать на кровати и ничего не делать, только командовать. Я даже не мог предположить, что меня ждет полная задница в последующей службе. Если бы я знал, что меня ждет впереди, то, наверное, застрелился или повесился, также не задумываясь.

Последний месяц учебки мы доживали в предвкушении поездки в свою часть. Сдав последние нормативы: подтягивание, бег, отжимание — где я выглядел в десятке лучших, после чего через несколько дней нам должны были присвоить звания — кому младшего сержанта, кому сержанта.

Пятерым лучшим дали звание сержанта, а троих оставили рядовыми. Остальным, в том числе и мне, присвоили звание младшего сержанта. После полевого выхода мне даже объявили благодарность в своем взводе, и для меня, конечно, это было неожиданно. Видимо, мне просто выдали карт — бланш, а может, и правда я сам себя немного загнобил.

Репутация, конечно, у меня плохая осталась, так как уважаемые курсанты меня в свои ряды не желали брать. Со многими мне приходилось бодаться, но как я только начинаю распускать руки, сразу на подмогу к другим подлетали другие. В конечном итоге от меня просто отстали, и я был середничком, к которому уже не приставали.

Когда нам официально присвоили звание, то каждый надел сержантские лычки. У кого были железные, надели железные, у кого не было, нашили полоски в виде веревок. Курсант, с которым я поменялся формой перед уездом в госпиталь, прибыл в расположение роты. В глубине души я надеялся, что ко мне лоховская форма не вернется, но мне ее пришлось одевать обратно. Красовались только на этой форме железные сержантские лычки, которые я купил в магазине на деньги, присланные денежным переводом любимой тетей, которые у меня не отобрали чудом сержанты. Железные лычки были только у каждого пятого, и я старался их не посеять, снимая ночью с кителя и пряча под подушку.

В первую же ночь у нескольких человек украли лычки, и понятно, что это воровали наши, у которых этих лычек не было. Появились через некоторое время железные лычки у Вистоусова, который надел их в последние дни. Где он их стырил, осталось загадкой, и с которого у него при мне снимали силой, а я за него заступался, ведь когда-то он мне в трудную минуту помогал.