Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

Обрисовав ему всю ситуацию, что он полный дебил и что ему в первую очередь будет, если кто-то узнает. Вистоусов начал своей головой понимать, что он наделал. Он нашел какую-то железяку и дал мне, чтобы я ее прислонил, а сам пошел за водой второй раз. Мыли мы полы и колдовали над синяком, но он не хотел проходить, и меня, красивого, заметили командиры.

Придумал я басню, что шел из роты менять наряд КПП в два часа ночи, и ко мне подошли двое каких-то солдат, которые пытались с меня снять ремень, но я отбился. Чтобы правдоподобнее было, я сказал, что одеты солдаты были в песочную форму, и сразу все подозрения отмел от своей роты, так как у нас песочной формы не было ни у кого. Меня стали водить по четырем ротам, кто был одет в песочную форму, и, конечно, я не нашел своих обидчиков, так как их не было, и все было вымышленным спектаклем ради того, чтобы не пострадал Вистоусов.

После бестолкового расследования я вернулся в наряд по КПП. Вистоусова в наряде уже не было. Его сняли, так как он уезжал в Моздок, и через пару часов он уже появился на КПП с вещевым мешком в группе отъезжающих. Я был, конечно, на него зол. Вистоусов подошел ко мне, сказав спасибо и что я у него был лучшим другом в роте. Я несколько раз за него словесно заступался, когда у него пытались отнять сержантские железные лычки, и это приносило пользу. Конечно, я не забыл, когда я приехал из госпиталя, и только он меня морально поддерживал, учил и показывал, как заправлять кровать, как подшивать подшиву на форму и кучу разных мелочей, но и также меня убивали его поступки, как жрать на помойках из консервные банок остатки вонючей еды. Мне его было трудно понимать, но никто не был виноват, что солдат всегда хотел есть. Он был добрым в душе, но поделиться куском хлеба или конфеткой для него было тяжело. За эти пять месяцев он в учебке наел такую харю, и ни один кусок он никогда не пропускал. В нарядах по столовой он даже умудрялся по несколько десятков кусков масла съедать без хлеба. Да что говорить, я на гражданке лук не мог переносить, а в армии я его начал есть с удовольствием, чтобы утолить голод.

Я смотрел на отправников в Моздок с грустью. Ведь все мои земляки были в Моздоке. Проводив их глазами и закончив свой наряд по КПП, я день за днем ждал своей участи, куда меня заберут. Сержанты нас уже практически не били и не гоняли на разных занятиях. В основном была только одна уборка и отдых — просмотр телевизора. Приехали покупатели из Владикавказа, и в этот список я тоже не попал. Несколько человек тоже не взяли, призывавшихся во Владикавказ.

Прошло еще три дня, и долгожданные покупатели появились. Я сразу обрадовался, что наконец я уеду из этой гребанной учебки, в которой я нахлебался горя, но когда прозвучал город Махачкала республики Дагестан, то у меня в голове все помутнело, и становилось страшно. Именно туда с Чеченской республикой и таджикско-афганской границей я молил бога не попасть. И тут судьба — Дагестан. На гражданке все мои отслужившие друзья рассказывали, сколько они натерпелись от дагестанцев. Только их было немного у них в части, трое-пятеро. А тут я еду не к пяти, а в несколько раз больше, и еще к ним на родину. Приключения у меня где-то продолжались, а можно сказать, и только начинались.

Приехавший офицер-дагестанец на наши вопросы отвечал, что у них столовая как ресторан. Кормят хорошо, на убой. Купаться будем каждый день в море. И у них из части даже дембеля многие на автомобилях уезжают вместе с видеомагнитофонами. Хотелось задать вопрос, и каким же образом солдат или сержант-срочник может себе машину купить, но решил смолчать. Балабольства было много. Как я в последствии понял, что у многих дагестанцев в крови обещать золотые горы, а потом в кусты. Кто-то, конечно, со мной не согласится, но это мое сугубо личное мнение в отношении большинства дагестанцев. Обещали многие, а единицы делали что говорили.

Начались сборы. Я так понял, что нас, самых лучших в кавычках, кто остался, забирали в курортную зону, где море, горы и постоянная стрельба с терактами и захватами заложников. С нами также еще поехал художник, один из самых взрослых и авторитетных курсантов, который получил звание сержант из четырех человек в роте. С ним у меня уже были проблемы, когда на кровать его друга меня положили спать, и отбили они мне позвоночник, так что я нормально две недели ходить не мог. Он должен был остаться в учебке, но он несколько дней подряд долбил курсанта Стапикова, который его заложил с потрохами командирам. Из-за этого залета его отправляли в Дагестан вместе с нами и вместе с курсантом Стапиковым, на которого он был сильно зол.

На КПП на прощание старший сержант Стамин всем пожелал удачи и пожал руки. У меня был к нему только один негатив, и этого ублюдка мне больше видеть никогда не хотелось. На других сержантов я зла не держал, где у них проявлялась в некоторых ситуациях человечность. Попрощавшись, нас повели к платформе на электричку.

Двое курсантов во время сборов, которые длились два дня, сбежали из учебки, когда узнали, что их ждет Дагестан. Если я знал, что ждало меня за полтора года в Дагестане, то тоже убежал бы, не задумываясь, но шагая пешком и отдаляясь от сержантской учебки, я мысленно прогонял эти мысли, вспоминая свое пятимесячное пребывание, как меня били и издевались. Что могло быть хуже. Одному только богу известно, как я не сломался.

Проходя мимо дальнего КПП, я, естественно, вспомнил, как я один раз нес службу на этом месте, получив в награду самый счастливый день в моей службе. Только с этим местом я мысленно прощался доброжелательно, посмотрев пристально на шлагбаум.

Отдаляясь от учебки, я мысленно переключался на Дагестан. Я слышал про Дагестан по телевизору, что там постоянно взрывают, захватывают в заложники и идет партизанская война. Первая чеченская война закончилась, и российские войска были выведены с территории Чеченской республики. Но республика Дагестан была повышенно опасным субъектом для службы.

Когда мы сели в электричку до Ростова, я немного стал общаться с ребятами, с которыми мы проходили службу. За последние два месяца я смог себя зарекомендовать с хорошей стороны, и уже даже никто не вспомнил, что я когда-то был больным каличем, над которым все потешались. Мне очень было тяжело доказывать, что я не тот, за которого меня принимают, а нормальный парень, который за себя постоять может, и со временем это курсанты поняли.

В электричке я сразу заснул, положив голову на вещевой мешок, который лежал у меня на коленках. Проснулся я от разговора бабушки с сидевшим со мной Сергеем. Бабушка нам дала из корзины клубнику перед выходом на свою станцию. Один противный курсант, который был в первых рядах в учебке из-зависти сказал: «Вы чего, не наедаетесь?» Нам дали, и мы взяли, поделившись с кругом, которым тоже хотелось клубники.