Денис Гоголев - Два года ада, или Как выжить в армии

После ужина и отбоя деды стали курить анашу. В Дагестане она росла во многих местах. После обкурки для убиения запаха деды запалили таблетку от комаров, которая весь запах перебила. Ближе к ночи деды нас, сержантов, начали дрессировать. «Сержанты, подъем!» — крикнул один. Мы потихонечку стали вставать с кроватей. За эту неспешность нас по кругу отоварили кулаками. «Вы никто, и звать вас никак, — кричал один. — Будете летать вместе со своим призывом».

На следующий день после бурной ночи нас стали выбирать командиры рот. Командир второй роты, посоветовавшись с сержантами, решил выбрать меня, на что я наотрез отказался. Мне хотелось в более спокойную роту, которая, по словам очевидцев, была третья. Командир второй роты долго уговаривать меня не стал и взял другого младшего сержанта. Первая рота выбрала самого большого младшего сержанта Стапикова, который в поезде по дороге из учебки в Дагестан стирал носки художнику. Нас, пятерых остальных, отправили в третью, куда я больше всего хотел.

Когда нас туда привели, я сразу почувствовал более положительную ауру. Старослужащих там было не много, пять сержантов и семь рядовых, из которых я понял, что рядовых борзых всего три человека, которые были поближе к сержантам.

В ротах была суета, так как батальон собирался в командировку на заставу, границу с Чечней. Еще меня радовало, что в нашей роте не было ни одного местного срочной службы, были одни только контрактники. Местные срочники-дагестанцы и в других ротах создавали дискомфорт, так как со временем я увидел, что и старослужащие нашей третей роты их боятся.

У старослужащих сержантов началось шоу, когда мы пошли в туалет на улицу. Кто какого сержанта себе возьмет во взвод. Подговорив самого безбашенного рядового нашего призыва по кличке Волк, чтобы он нас, молодых сержантов, построил и начал водить строевой. Волк нам закричал строиться, сержанты, в одну колонну. Все мы прекрасно понимали, что это подвох. «Вы чего не поняли, уроды?» — начав нас каждого долбить кулаками по лицу. Сержанты построились, испугавшись. Я в колонну пятым вставать не стал. Волк начал меня долбить, пытаться затащить в строй. Сержанты смеялись над этим шоу вместе с толпой солдат. Один кричит: «Волк, ты смотри, Гоголев тебя не слушается, ты свой авторитет теряешь!» Силой затаскивая меня в колонну, Волк кричал: «Шагом марш!» Я из колонны выхожу, а мои сержанты идут строевой. Волк меня снова бьет и силой пытается затащить в строй. Шоу было потешное, пока время не подошло идти на ужин. По словам старослужащих сержантов, я им понравился больше других, и начался у них спор. Каждый хотел меня забрать к себе.

Все разговоры были о нас, молодых сержантах. Рядовые старослужащие зло косились на нас. Со своим призывом как-то общий язык мы быстро находили. После ужина сержант Филинков, посовещавшись с другими сержантами, сказал, чтобы я вел роту. Я вышел из строя. Опыт у меня уже был водить роту, только здесь были не молодые, а мой призыв и старослужащие. Как мне казалось, что командовать ротой под счет у меня неплохо получалось, и командирский голос у меня был, но здесь надо было вести и старослужащих, которых сразу покоробило, что молодой сержант поведет их.

Я, выйдя из строя, скомандовал: «Рота, равняйсь, смирно. Шагом марш!» Я кричал солдатам под левую ногу: «Раз, раз, раз, два, три, раз, раз, раз, два, три!» После чего я крикнул: «Рота!» — и рота перешла на строевой шаг. Старослужащие шагали специально не в ногу, и от такой моей наглости были возмущены еще больше, но после того, как я крикнул команду «счет», по которой рота должна была выкрикнуть «и раз» и, прижав руки по швам, а голову повернуть вправо, я сразу услышал в строю угрозы: «Пиздец тебе, Гоголев, вешайся». Я, конечно, понимал, на что я шел, и, конечно, было страшновато кричать все эти команды, понимая, что мне это с рук не сойдет, но я также понимал, что получать мне не впервой, а авторитет зарабатывать надо было сразу, и в надежде, что старослужащие сержанты мне дадут поддержку, о которой я наивно надеялся. Прокричав второй раз счет, и рота опять вскрикнула «и раз». Моя миссия на этом закончилась. Если бы еще идти было прилично, то я еще бы закричал команду «песню запевай», но мы уже дошли до курительного места, где сержант Филинков скомандовал: «Разойтись, пять минут перекур».

Ко мне сразу подошли практически все старослужащие и отвели меня за угол. Трое старослужащих меня начали долбить, объясняя, что я совсем потерял страх. В мою сторону со всех сторон летели руки и ноги, пока я не свалился на землю. Старослужащие сержанты тоже видели всю картину, но никто даже не заступился, что было вдвойне обидно. Встав и отряхнувшись, я прекрасно понимал, что эта третья рота последняя, и почти полтора года мне в ней придется служить. Надо мне было смириться и терпеть.

Вечером запел мулла молитву, и меня это начало сильно напрягать. Когда я спросил у сослуживца, что это поют, то он меня еще больше расстроил сказав, что каждый день поют, утром и вечером. Я подумал, что за оставшийся срок службы у меня еще съедет крыша от этих песнопений, так как еще в том возрасте к религии я вообще никак не относился, и меня всегда раздражали даже на гражданке разные церковные песнопения.

После отбоя ночью ко мне постоянно кто-то подходил, пытаясь заставить меня мыть полы. Я, конечно, понимал, что это была проверка на вшивость, но я уже боль терпел через силу, так как челюсть с телом уже были хорошо побиты. Принимать постоянно удары уже было невыносимо. Я бы, конечно, помыл полы, чтобы меня не трогали, если бы про это никто никогда не узнал в роте. А сержантская участь у меня была такова, что сержанту мыть полы не положено, и если помоешь, репутацию сразу себе испортишь до конца службы.

Конечно, мне не повезло с сержантами, от которых я не получил никакой поддержки, а только проверку на вшивость и глумление. Служившим младшим сержантам из моей учебки, Дятлову, который уже ел бычок из урны, и остальным трем, на принципы было наплевать. Чтобы меньше доставалось, они все делали.

В нашей третьей роте оказался один солдат из Москвы. Хоть Москва и Подмосковье не считались большим землячеством, но ближе него я людей в Дагестане пока не видел, не считая Вити Амбала. Вел он себя как-то странно и холодно. Даже на одном из сайтов десять лет спустя я ему написал доброе письмо, но он мне так и не ответил, хотя и заходил на мою страницу в гости, но не суть важно. Все люди разные и по-своему странные.

Утром начинались сборы, и практически весь батальон из трех рот отправляли в командировку на границу с Чечней. Официально войска были выведены из Чеченской республики в конце 1996 года. Велась только партизанская война с терактами. Мне тоже хотелось туда поехать, так как говорили, что служба будет там идти день за полтора. Кого из батальонов не брали, и кто сам косил, чтобы не поехать, объединили в одну так называемую сводную роту. В основном вместе со мной в эту роту попали деды, которые под дембель не хотели рисковать жизнью, двое местных, которых было всего трое в нашем батальоне, и больные, которые были с разными болячками. Я попросился у командира роты, но получил отказ, так как списки были все уже оформлены. Мне приходилось только горевать.