Джилл Симс - Почему маму всё достало [litres]

– Уж кто бы говорил про папочку, только не ты, – парировала я. – К тому же, уверена, что нет такого понятия «папочка на замену ». Ты либо отец, либо нет, если только ты не участник ток-шоу Джереми Кайла, где тебя проверяют на детекторе лжи и твою ДНК тестируют на отцовство.

– Ох, Эллен! – заохала мама. – Только НЕ ГОВОРИ, что пойдешь на ток-шоу. Подцепила мужика по имени Барри, что само по себе звучит ужасно, так еще и в шоу Джереми Кайла будешь участвовать. Нет, я тебе запрещаю!

– Никого я не подцепила. И что ужасного в имени Барри? – я никак не могла сообразить, почему наш разговор пошел в этом русле. – Барри – это мой новый пес.

– Слава богу, – выдохнула мать с облегчением. – А зачем собаку называть Барри? Это же не собачья кличка, зачем путать людей? Что за собака? Нормальная порода в этот раз? Что-то типа лабрадора, а не злющий комок шерсти, что у тебя был?

– Джаджи – благородный и гордый бордер-терьер, – возмутилась я. – Он не злющий и не комок шерсти. А что до Барри, он не совсем лабрадор, точнее совсем не… Да что мы про собак говорим! Я вот завела себе аккаунт на сайте интернет-знакомств, здорово, да? – попробовала я переключить внимание от сомнительной породистости Барри на что-нибудь другое.

Последовало ледяное молчание.

– Зачем ты это сделала?

– Чтобы познакомиться с кем-нибудь.

– Но это же так банально ! – воскликнула мама. – Все равно что напечатать объявление в газете, в разделе «Вот и встретились два одиночества».

– Не совсем.

– Это же от безнадеги, Эллен, и больше ничего. Сколько раз я тебе повторяла, что парни сторонятся таких девушек, у которых безнадега в глазах?

Я глубоко вдохнула.

– А еще ты говорила, что я не должна доверять мужчинам в лакированных ботинках, потому что они будут пытаться через них заглянуть мне под юбку, а еще ты не советовала мне выходить замуж за блондина, потому что с моими темными волосами у нас с ним выйдут рыжие дети, и намекала, что рыжие внуки будут укором тебе. А еще ты говорила, что если женщина пьет виски, то она проститутка, а недавно ты мне говорила не разводиться с Саймоном, потому что дочь-разведенка плохо скажется на твоем имидже при выборах в председатели теннисного клуба, хотя ты сама развелась с моим отцом, потому что он изменял тебе направо и налево . Поэтому я надеюсь, ты меня простишь, если я попрошу тебя забрать свой совет обратно. Миллионы мужчин и женщин знакомятся через сайты, мама. И это нормально.

– Нет, не нормально, – мрачно заметила мать. – Ничего хорошего из этого не выйдет, попомни мои слова. На этих сайтах сидят одни извращенцы и убийцы, и уж прости меня за то, что я как мать пытаюсь поделиться своим жизненным опытом со своей дочерью. Я же тебе добра желаю. Если тебе невтерпеж познакомиться с мужчиной, почему бы не вступить в бридж-клуб? Я там, например, встретила своего Джеффри. А еще лучше – вернись опять к Саймону. Он же архитектор , милая моя. Архитекторы на дороге не валяются, знаешь ли! Вообще я не понимаю, зачем ты затеяла этот развод. Как ты допустила, что все так закончилось?

Я собрала все свое терпение и такт, чтобы не напомнить ей, что Джеффри, конечно же, вполне себе состоятельный священник с чудесным йоркширским поместьем в григорианском стиле и все еще со своими собственными зубами, но в придачу он также расист и мужлан-гомофоб. Я просто ответила ей, что, наверное, вступлю в такой клуб, хоть понятия не имею, как играют в бридж, и вообще не уверена, существуют ли до сих пор такие клубы. У моей матери этого не отнять, она умеет влиять на людей, поэтому даже мой статус матери-одиночки никак не пошатнет ее репутации железной правительницы теннисного клуба, так что Марджори Лонсдэйл может даже и не пытаться свергнуть ее с этого поста. Я также пропустила мимо ушей комментарии относительно Саймона, его архитекторской привлекательности и намеков на то, что развод был по моей вине. Мама считает, что это я всегда во всем виновата, поэтому и сейчас все повторилось. Однако все равно было обидно.

– А теперь иди и позвони своей сестре и дай мне знать, все ли у нее в порядке.

– Да, мама, – ответила я. Соглашаться с ней – это лучший способ поскорее закончить разговор.

Я повесила трубку и опустилась на стул за кухонным столом, закрыв лицо руками.

До меня донеслись булькающие звуки и потом что-то бесцеремонно брякнулось на стол прямо передо мной.

– Мам? – позвала Джейн. Я отвела руки от лица, увидела прямо перед собой на столе стеклянную банку, наполненную до краев красным вином.

– Это единственная чистая посуда, которую мы нашли. А посудомойка еще не закончила работать, и мы не хотим, чтобы ты заразилась чумой или холерой, – объяснил Питер.

– Мы подумали, тебе надо выпить. Это бабушка звонила? – спросила Джейн.

Я просто кивнула головой, у меня не было слов после опустошающего разговора с матерью.

– Ну, мне надо пойти написать Софи, – объявила Джейн, бочком удаляясь из кухни: пользуясь моей минутной слабостью и переключив мое внимание на вино, она пыталась отделаться от досадного мытья посуды и ускользнуть в свою комнату.

– Бабуля иногда бывает злобной мегерой, да? – пытался завязать разговор Питер.

– Не называй бабушку мегерой, – на автомате сказала я.

– Но она же мегера, – настаивал Питер.

– Это правда, сущая мегера, – согласилась я.

– Не позволяй ей доставать тебя, – сказал Питер. – Ты же знаешь, что она звонит тебе, чтобы только позлить, когда ей скучно. Мы с Джейн больше не позволяем ей так с нами разговаривать, мы поняли, что для нее мы никогда не будем лучше, чем Персефона и Гулливер, и она не будет любить нас больше, чем их.

– Милый, бабуля любит всех своих внуков одинаково, – сказала я без особой убедительности в голосе.

– Не-а, – ответил Питер. – Она их любит больше, а тетю Джессику любит больше, чем тебя. Такое бывает, мам. Это называется Синдром Любимчика. А нам плевать: она дарит нам с Джейн такую же сумму на Рождество и на дни рождения, что и своим любимчикам, только нам не надо терпеть ее говорильню. Поэтому все довольны. Просто забей на то, что она говорит.

– Господи, сынок, ты так выражаешься ! – слабо запротестовала я, в попытке встать на позицию взрослого в этом недетском разговоре, в котором мой сын ни с того ни с сего звучал мудрее и взрослее меня, – и кажется, он больше разбирался в том, что происходит у нас в семье, чем я предполагала.

– Да ладно, мам, – сказал Питер. – Хочешь, мы сами приготовим ужин? Ты выглядишь усталой.

Такая неожиданная чуткость, которую впервые проявили ко мне мои дети (окей, Джейн только налила мне вина, но это лишь начало), такая зрелость мышления и точность оценки, с которой Питер описал мои отношения с моей матерью, тронули меня до слез, но я не потеряла бдительности до такой степени, чтобы купиться на его щедрое предложение приготовить ужин, потому что мыть кухню, потолок, собак и, возможно, куриц после его кулинарных экспериментов придется мне.