Тара Конклин - Последний романтик [litres]

Недавно Джонатан закончил большое ретабло для греческого корабельного магната – пятиметровый деревянный алтарь с резьбой и небольшими скульптурами, изображавшими жизнь и близких клиента. Законченный, он представлял собой скорее экстравагантное зрелище, чем предмет мебели или произведение искусства, что, как подозревала Рене, и было намерением заказчика. Именно такие вещи Джонатан и делал теперь. Больше не было столов, стульев и высоких, элегантных буфетов. Ничего полезного, ничего практичного, только вот эти персонализированные, квазицеремониальные предметы, огромные и, как казалось Рене, не воплощающие ничего, кроме непомерного нарциссизма клиентов.

Но Рене признавала, что получать за них деньги очень даже приятно. Она давно выплатила свои долги за учебу. Весь дом теперь принадлежал им. Они много и хорошо путешествовали, когда позволяло их расписание, и часто предлагали Нони помощь («Как насчет нового дома? Вам с Данетт больше необязательно останавливаться в хостелах »), хотя она всегда отказывалась.

Рене взглянула на часы. Вытащила из пакета молоко, положила ярко-красные помидоры на полку. Сегодня яйцеклетка (прекрасная, редкая яйцеклетка Мелани) встретится с добытой в лаборатории спермой Джонатана, и из двух клеток возникнет одна. Потом их станет четыре, шестнадцать, тридцать две. Дальше, и дальше, и дальше. Через пять дней в тело Рене подсадят комочек клеток (эмбрион, пояснила ей медсестра, размером с горошину), и она станет беременной.

Рене убрала баклажан в ящик для овощей. Оперлась рукой на дверцу холодильника. Конечно, все еще могло пойти не так. Всегда все может пойти не так.

Хлопнула дверь. Джонатан вернулся.

Рене купила цветы, большой букет желтых и красных тюльпанов. Она взяла их, идя к нему на встречу.

– Джонатан, – окликнула она, но оказалось, что он уже стоял у входа в кухню.

Его взгляд скользнул по букету, и Рене почувствовала себя глупо. Этот день ничего не значил. Могло ничего не получиться. Зачем нужны такие фанфары? Она положила букет возле раковины.

– Привет, – сказала Рене. – Как прошел полет?

– Долго. – Он посмотрел на пакеты на столе. – Ты купила вино?

– Да. Хорошее пино гри. Гарольд рекомендовал его.

– Отлично. Сегодня, ты помнишь? Там, у Нэн.

– Да. Но я не пойду. А ты помнишь?

– Почему?

– Мне надо отдохнуть. И нельзя пить.

– Рене.

Его голос был напряженным, и она чуть помолчала, прежде чем спросить:

– Что?

– Я не хочу этого. – Джонатан так и не снял свою куртку. И продолжал держать в руках чемодан.

– Это просто цветы, – сказала Рене, хотя поняла, о чем он говорит. Единственное, что удивило ее, – поняла она, – так это то, как долго он продержался.

– Я о другом. Это. Яйцо. Ребенок.

– Это пока не ребенок.

– Ну будет. Ты же слышала, что они говорят. Ты отличный кандидат.

– Не важно. Все может случиться.

– Я не хочу этого. Ни перемен, ни беспокойства. Мне нравится все, как есть.

Рене посмотрела на Джонатана: седеющий, с тенью щетины на щеках, старше ее. Он продолжал носить те же очки и такие же туфли, как тогда, когда они встретились. Джонатан мог был верным, тут нечего было сказать, но только если субъект его верности тоже не менялся. Но Рене изменилась.

– Джонатан, мы уже все это обсуждали. С Бетси. С доктором Петарро. Мне это нужно. Но если ты хочешь уйти, иди. – Рене махнула рукой и отвернулась к пакету с покупками, который все еще оставался не распакованным.

Джонатан помолчал минуту или две. Рене нарочно не смотрела на него, передвигаясь по кухне, расставляя вещи. Это был его выбор. Она не будет пытаться его убедить. В некоторых вопросах попытка убеждения говорит только о твоем проигрыше.

В конце концов Рене услышала звон ключей Джонатана, мягкий топот его ботинок, звук открывшейся и закрывшейся двери. И последовавшую за этим тишину.

Рене разобрала сумку и повесила ее на ручку двери. Взяла цветы, осторожно развернула, обрезала кончики, нашла в буфете подходящую высокую вазу, налила воды. Поставила букет и отнесла вазу на кухонный стол, где поставила посередине. Это были прекрасные цветы, тюльпаны, которые только начали раскрываться. Стояла весна, и влажный, водянистый запах весны – даже тут, среди асфальта и бетона – прорывался к ней из открытого окна.

Все было так неопределенно, но Рене было легко. Это яйцо – ее, но не его. Ребенок. После восемнадцати лет, проведенных с Джонатаном Франком, Рене была готова полюбить кого-то другого.

Я сидела на террасе за компьютером, просматривая свое расписание на конференции по изменению климата. Три утра в Сиэтле, наполненные встречами и презентациями, возможно, день на экскурсию. Поездка на пароме по разным островам, каждый из которых выглядел на гугл-картах зеленым и скалистым, вершины гор тонули в тумане. Я кликнула на ссылку, потом на другую. Уилл на втором этаже собирался в поездку, в Чикаго, и тут я внезапно вскрикнула.

– Фиона? – Он слетел вниз по ступенькам и замер в дверях. – Что такое? Рене?

– Нет, – сказала я. – Это не Рене. Она все еще беременна и стала размером с дом, но с ней все в порядке. Я говорила с ней час назад. – Мы с Кэролайн постоянно звонили Рене: она просила нас присутствовать на ее родах.

– О, ну слава богу, – ответил Уилл. – А что же тогда?

– Я… Я кое-кого нашла, – сказала я.

– Кого?

Это был хороший вопрос. Я рассказала Уиллу только самую поверхностную информацию о Луне Эрнандес. Знакомая моего брата, которая была у него дома, когда он упал. Ужасная случайность. Ошибка, вызванная алкоголем. Я никогда не говорила ему о кольце и о наших поисках, о Мими Принс, частном сыщике, о приступе отчаяния у Кэролайн. Все это казалось глупым и постыдным.

Но сейчас. На мониторе. Я ткнула пальцем в веб-сайт. Уилл наклонился, вынул из кармана очки и всмотрелся в монитор.

– «Плющ и вино». Ресторан и продукты». С фермы прямо на стол», – прочел он. – И что?.. – Сняв очки, он взглянул на меня.

– Эта женщина, – сказала я. – Я ее узнала. Я думаю, что знаю ее. Я попробую встретиться с ней, когда буду в Сиэтле.

– Старая знакомая? Еще по университету?

Я кивнула.

– Ну да, по колледжу. Я не видела ее столько лет. Лаура Спирка, – прочла я имя на экране. – Это ее фамилия по мужу.

– Звучит, как русская.

Я кивнула:

– Возможно.

– Фух, – фыркнул Уилл. – Ну, ладно. Я пойду, еще не все вещи собрал. Ты точно в порядке? – Он взглянул на меня мягкими серыми глазами, рыжие волосы начинали седеть на висках, милый заботливый Уилл, мой муж уже четырнадцать лет.

– Да, – с улыбкой кивнула я. – В полном порядке. Просто устала.

Уилл вышел из комнаты. Я услышала скрип ступенек, он поднимался в спальню. Я наклонилась к монитору и увеличивала фото до тех пор, пока лицо женщины не заполнило весь экран. Короткие черные волосы, высокие скулы, большая родинка высоко на правой щеке. Я видела Луну только на том поляроидном снимке, хотя представляла ее себе бесчисленное количество раз. Была ли это та самая женщина, которую любил Джо? Картинка дробилась на цветные атомы, пиксели, мелкие, как пыль.