Тара Конклин - Последний романтик [litres]

Мы с Уиллом оставались сосредоточены на карьере и постоянны в браке. Мы наконец уехали из Нью-Йорка на ферму, кто бы подумал, в тихий городок Кротон-он-Хадсон. Олени на заднем дворе, лыжи на Рождество, огромный холодильник в подвале, в котором мы держали только вино. Я работала над «Поэмой Любви» , книгой, которая станет определяющей в моей карьере, и публиковала отрывки из нее в «Инстаграмме», где неожиданно обрела блестящее поэтическое сообщество и, со временем, тысячи последователей. Я стала главным редактором в «Почувствуй климат!» и ощущала себя в этой роли совершенно естественно.

Кэролайн начала играть в театре – сначала в очень мелких местных спектаклях, потом в небродвейских постановках. Она процветала. Мы были поражены. В «Плейбое Западного мира» она потрясающе сыграла ирландского бродягу, а следующим летом превратилась в кокетливую и стеснительную Бланш Дюбуа. Конечно, она ничего не зарабатывала, но Натан продолжал финансово поддерживать ее и детей. А что еще ему оставалось? Это семья. В первый год после их развода Кэролайн сменила череду бойфрендов, которые все как один напоминали Натана видом и положением, а потом встретила Раффи: бородатого, язвительного, пузатого шеф-повара, который как-то вечером приготовил нам такие паппарделле с острыми колбасками и грибами, что я до сих пор вспоминаю этот день в мечтах. Луис поступил в Уэллсли, Беатрис – в Беркли, Лили – в Хэмден-колледж на полную стипендию. Все трое выросли славными и благополучными и доставляли своим родителям много радости, совершенно ничего не делая для этого специально.

Шел 2022 год. Как-то в понедельник утром Рене разбудил звонок из клиники репродукции. Она была дома одна. В этом семестре Джонатан читал курс в школе Дизайна Род-Айленда и три дня в неделю проводил в Провиденсе.

– Доктор Скиннер, ваш телефон оставлен как контакт для забора ооцитов, сданных Мелани Джейкобс. Каждые пять лет мы проводим проверку, чтобы освободить место и обновляем контракты на хранение. Вы собираетесь их использовать? – Голос медсестры был спокойным и невыразительным, но вызвал у Рене внезапный приступ жара, от которого ее щеки вспыхнули.

Рене было пятьдесят два. Глядя на себя в зеркало, она глазом врача видела морщинки, обвисание верхней части щек, синяки под глазами. Ну да, она старела. Кто-то даже мог назвать ее старой. И сейчас, во время звонка, пока сестра терпеливо ждала на другом конце линии, Рене взвешивала вопрос о яйцеклетках Мелани. Когда Карл тогда приходил к ней, идея возможного материнства глубоко потрясла ее. Даже напугала. Сердце, гуляющее вне тела, само по себе. Тогда, так скоро после смерти Джо, Рене не могла вынести подобную уязвимость. Это ее прикончило бы.

Но теперь Рене могла рассматривать эту идею на расстоянии, с определенной отрешенностью и осознанием собственной силы. Проблема ограничения больше не стояла – она достигла всех возможных целей, которые ставила для себя. Это заняло десятилетия, но больше Рене не ощущала в себе воздействия Паузы. Она больше не тосковала каждый день по Джо. И сейчас, стоя в собственной кухне, прижимая к уху телефон, она вспомнила Мелани Джейкобс, причем в определенной ситуации. Это был разговор, который произошел между ними вскоре после того, как Мелани окончательно положили в больницу: Рене стояла над ней, выслушивая стетоскопом ее сердце, и их лица почти соприкасались. Ее взгляд упирался в подъем бровей Мелани, где короткие коричневые волосики торчали из своих луковиц, и там же, прямо под аркой левой брови белел небольшой шрам. «Это я в детстве упала, – объяснила Мелани, проведя по нему указательным пальцем с ярко-красным ногтем. – Рассекла почти до кости. Родители ужасно переживали, но посмотрите, это же просто ерунда».

И сейчас, в кухне, Рене снова увидела этот шрам, не длиннее, чем белый кончик ватной палочки, снова услышала надтреснутый, хрипловатый голос Мелани.

Что-то шевельнулось в моей сестре: это был тектонический, резкий сдвиг, обрушившийся на Рене весь целиком, сразу. С остротой, отметающей весь здравый смысл, все рациональные размышления, Рене захотела ребенка, ребенка Мелани. Эти яйца. Добро из зла. Внутренняя переработка.

– Да, – сказала Рене медсестре из клиники. – Я собираюсь их использовать. Когда можно назначить ближайшую встречу?

Через три месяца Рене поставила сумки с продуктами на кухонный стол. У нее болели плечи. Ее мышцы были сильны, тело работало, но его части уже не функционировали так же безупречно, как раньше. Суставы ныли, кости жаловались. Мы с Рене и Кэролайн часто обсуждали, как это нечестно, какая засада таится в возрасте. А в женском теле это проявляется намного сильнее, чем в мужском, в нем так много прекрасных изгибов, которые подвергаются действию гравитации, и это происходит так быстро! Раз – и ты вся опала.

Был июнь. Выдался редкий день без дежурства на телефоне, без встреч, без событий. Рене поздно проснулась, съела бейгель и пошла в супермаркет, где долго бродила между полок, придирчиво осматривая каждый продукт, прежде чем кинуть его в корзину. Джонатан должен был сегодня прилететь из командировки в Бангкок.

Сегодня был тот самый день.

Джонатан согласился стать донором спермы. Согласился после долгих уговоров, споров и обсуждений. Он дал согласие, подписал все бумаги, сдал материал в пластиковый стаканчик. («Из-за этого порно я ощутил себя стариком, – сказал Джонатан. – Я так давно уже видел всю эту дрянь».) Но потом постепенно, день за днем, он стал отдаляться. Сначала из их квартиры, набирая все больше работы за границей, все больше дальних заказов, а потом и из их общей жизни – меньше звонков, меньше писем, совместных ужинов, общих выходов. Он был очень занят изготовлением ретабло. Клиенты вызывали его в свои летние дома на остров Харбор, где надо было провести измерения. Они прилетали туда для начальных консультаций с личными помощниками и подружками вдвое моложе их. У одного был небольшой померанский шпиц, который просидел у него на коленях все время встречи, глядя на Джонатана, как позднее рассказывал он Рене, как будто собирался сожрать на ужин его лицо.

Рене вспомнила, как однажды, в начале их отношений, она смотрела, как Джонатан делает кресло, капитанское кресло из вишневого дерева, с выгнутыми подлокотниками, низким широким сиденьем и спинкой, похожей на гребень волны. Это было в первые месяцы после смерти Джо, и Рене воспринимала себя как ходячий синяк. Но, глядя, как Джонатан полирует дерево четкими, ровными движениями, следуя за рисунком дерева, как его лицо поглощено серьезностью задачи, Рене на несколько драгоценных минут забывала о своих переживаниях. Клиент был их знакомым – это женщина, с которой Рене вместе училась в школе в Бексли, она несколькими месяцами раньше говорила с Нони о том, что хочет заказать что-то особенное в подарок своему мужу. Пара приходила на поминальную службу Джо. Джонатан делал это кресло несколько месяцев. Увидев его в первый раз, женщина расплакалась.