Мэтт Хейг - Клуб призрачных отцов [litres]

Близнецы Росс и Гари сидели за столом в Пабе с банками «Танго» и ждали свою маму. Обычно они игнорируют меня, и я просто иду к себе наверх, но сегодня они были моими друзьями, потому что они дали мне послушать их музыку в обед, и мы вместе играли в навесы.

Росс увидел меня, когда я вошёл, и рукой позвал: «иди сюда», а потом и Гари: «иди к нам». Я подошёл, и они оба вместе спросили:

– Ты в порядке?

– В порядке? – сказал я.

Голова Гари наклонялась вправо, а голова Росса наклонялась влево, они выглядели как зеркальные отражения друг друга, за исключением только шрама на брови у Росса.

– Жить в пабе, наверное, безумно здорово, – сказал Гари.

– Наверное, – сказал я.

– Ты чипсы тыришь? – спросил Гари.

– Нет, – ответил я.

– Вот если б я жил в Пабе, всегда бы тырил чипсы, – сказал Гари.

– А арахис ты тыришь? – спросил Росс.

– Я не люблю арахис.

– Не любишь арахис? – переспросил Гари.

– Да.

– Арахис клёвый, – сказал Росс.

– Да уж, арахис, арахис – вообще вышак… – сказал Гари.

Росс трижды рыгнул. Сначала тихо, потом средне, потом громко. Гари тоже рыгнул, и они засмеялись. Потом они посмотрели на меня. Я глотнул воздуха и попытался тоже рыгнуть, но не смог, и они засмеялись ещё громче, но потом посмотрели на бар, где были Карла и Дядя Алан, и перестали смеяться и улыбнулись мне, как будто я им нравился.

– Ты с Лией встречаешься? – спросил Росс.

– У неё фигура классная, – сказал Гари.

– У неё воняло изо рта, когда ты с ней сосался? – спросил Росс.

– Нет.

– Она с языком это делала? – спросил Гари.

– Нет.

– У тебя встаёт, когда она тебя целует? – спросил Росс.

– Не знаю.

Гари глотнул «Танго» и спросил:

– Она пердит?

– Нет.

– Что, вообще никогда не пёрнет? – переспросил Росс.

– Не знаю, – сказал я.

Гари сказал:

– Девчонки, которые пердят, это жесть.

– Ненавижу таких, которые пердят, – сказал Росс.

– Я однажды слышал, как Шарлотта Уорд пёрнула, – сказал Гари.

– Шарлотта Уорд? – спросил Росс.

– Да, это было на математике, – сказал Гари.

– Шарлотта Уорд пёрнула на математике? – переспросил Росс.

– Да, – сказал Гари.

– Я думал, что Шарлотта Уорд в жизни не пёрнет, – сказал Росс.

– А она пёрнула, – сказал Гари.

– Громко? – спросил Росс.

– Типа как писк. Как мышь, – сказал Гари.

Гари издал звук, похожий на писк.

– Пахло? – спросил Росс.

– Я был на задней парте, не могу сказать, – сказал Гари.

– Держу пари, что пахло цветами, – сказал Росс.

– Джейми Вестерн был близко, – сказал Гари.

– Ну и что он сказал, как пахло? – спросил Росс.

– Вроде как обычно, но не так сильно, – сказал Гари.

Росс спросил меня:

– А ты когда-нибудь слышал, как пердит Шарлотта Уорд?

– Нет, – ответил я.

– Это неправильно, когда девчонки пердят, – сказал Гари.

– Если бы я был Терри Блэром, я бы запретил всем девчонкам пердеть, – сказал Росс [11] Росс делает ошибку в имени бывшего премьер-министра Великобритании Тони Блэра. .

– Я бы тоже, – сказал Гари.

– И еще путом вонять, – сказал Росс.

– Ты слыхал, как пахнет Аманда Барнсдейл? – спросил меня Гари.

– Да.

– Она воняет, – сказал Росс.

– Мне пришлось сидеть рядом с ней в автобусе. Я всю дорогу не дышал, – сказал Гари.

– Всю дорогу? – спросил Росс.

– Ага, – ответил Гари.

– Там же двадцать две минуты езды, – сказал Росс.

– Вот столько я и держался, – сказал Гари.

– Ты не дышал двадцать две минуты? – переспросил Росс.

Гари ответил:

– Мне пришлось, или я был бы в нокауте. Тебе-то хорошо, ты был на верхнем этаже.

– Её запах и до верхнего этажа тогда добрался, – сказал Росс.

– Она – большой потный носок, – сказал Гари.

– Это потому что она рыжая, – сказал Росс.

Гари кивнул, посмотрел на свою банку «Танго» и сказал:

– Рыжие воняют сильнее.

– Но пердёж у них разный, – сказал Росс.

– Их никогда не слышно, но запах – чистый яд, – сказал Гари.

– Рыжий яд, – сказал Росс.

– Ты об этом знал? – спросил меня Гари.

Я сказал:

– Нет.

– Это правда, – сказал Гари.

Потом подошла Карла в своей мини-юбке, держа длинную сигарету марки SUPERKINGS, и сказала Россу и Гари:

– Эй вы, сорванцы, давайте. Домой.

Росс и Гари опрокинули залпом остатки своего «Танго» и сказали:

– Увидимся, приятель.

– Увидимся, – сказал я.

Они ушли, и Карла ушла, я посмотрел на Дядю Алана за стойкой бара, потом и он ушёл, но после того, как все они ушли, в сигаретной дымке повисло слово… Приятель. Приятель. Приятель. Мне оно нравилось.

Позднее, когда Мама работала в Пабе, я пошёл повидаться с Лией и постучал в дверь.

Мистер Фейрвью появился за матовым стеклом, расплывчатый, как призрак. Он открыл дверь и посмотрел на меня сверху своим длинным старым лицом с немигающими глазами и печальным голосом сказал:

– Уж немаленький ли это Филип?

– Здравствуйте, – сказал я, – скажите, пожалуйста, Лия дома?

– Да, она тут, входи, – сказал он.

Я вошёл. Это был странный дом, очень странный дом, со стен на меня смотрели изображения Иисуса, молитвы и кресты. В доме пахло так, как пах Мистер Дэвидсон, учитель религии в школе, и так, как пахнет в церкви. Пахло Богом, то есть запахом старой бумаги.

Мы прошли в комнату с телевизором, только странность была в том, что телевизора там не было. Мистер Фейрвью поднял свою старую руку и указал на старое Дедушкино зелёное кресло, и я сел в него, и подумал, что Лия, должно быть, чувствует себя странно от того, что папа её похож на Дедушку. Мистер Фейрвью сказал, обращаясь к лестнице:

– Ягнёночек, к тебе друг пришёл.

Я оглядел комнату в поисках доказательств богатства Мистера Фейрвью, ведь это единственная причина, по которой он нравился Дяде Алану, но дорогих вещей там не было. Я смотрел на коричневые брюки Мистера Фейрвью и на его белую рубашку, которую, такое ощущение, в нашем городе и не купишь нигде, а Мистер Фейрвью спросил:

– Следуешь ли ты, Филип, за добрым пастырем?

– Что за добрый пастырь? – спросил я.

– Великий утешник, Филип. Великий утешитель. Тот, кто понимает и разделяет наши страдания, – ответил Мистер Фейрвью.

Я всё ещё не знал ответа, поэтому Мистер Фейрвью сказал:

– Господь Иисус Христос.

– О-о, – проговорил я.

– Добрый пастырь, что отдал жизнь свою за овец своих, – сказал Мистер Фейрвью.

Лицо Мистера Фейрвью на секунду превратилось в овечью морду, и он произнёс: «Бе-е-е Бе-е-е». Я крепко зажмурился и снова открыл глаза. Он снова был собой и сказал:

– Ягнёночек, к тебе друг пришёл.

На этот раз Лия услышала, потому что она отозвалась:

– Иду.

Мистер Фейрвью посмотрел на потолок так, как будто там были написаны слова, которые мог видеть только он, и он прочёл эти невидимые слова вслух: