Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

— О чем ты говоришь? Постыдилась бы сына. Что он может подумать? — Дондок закрыл дверь в комнату сына.

— Пусть, пусть все услышит! Ты же любишь говорить людям правду, а чего теперь испугался? Боишься правды о себе? — И она настежь открыла дверь, которую только что закрыл Дондок.

Профессора оскорбила несусветная ложь, которую несла жена. «Зачем ей это нужно? До чего только можно договориться… Я же старался для них. В любую погоду, не жалея себя, пропадал на поле, иногда целыми месяцами. Все делал ради их благополучия. И вот чем мне теперь платят, — мрачно размышлял он. — Если бы я сидел в городе, то ничего бы не добился. Да и Цэрма не стала бы такой, какая она теперь. Столько лет прожил с ней вместе, а сути ее, оказывается, до конца и не постиг. Если бы не мое имя и не мои успехи, она бы наверняка уже давно ушла от меня…» — От этих мыслей его всего передернуло.

— Вот все твое состояние! — кричала она, продолжая швырять на пол его книги, папки.

Несколько дней терпеливо молчавший, как тот каменный лев, Дондок вспылил. Он не смог сдержать себя, глядя, как самые любимые его книги летели на пол. В другой раз он бы, наверное, стерпел все. Время бы стерло обиды, и жизнь вернулась в нормальное русло. Ведь и раньше подобное случалось, хотя в последнее время она и поутихомирилась; возможно, возраст сыграл свою роль. Но сегодня Дондок тоже был взбешен. Так безжалостно обойтись с книгами — этого он вынести не смог и решил спросить у своей жены:

— Значит, тебе ничто не дорого из нашей многолетней совместной жизни, так тебя прикажешь понимать?

— Да, да! Я очень сожалею, что столько лет жила с таким человеком, как ты! — со злобой ответила она.

— В таком случае сложи у дверей мои самые необходимые книги. Завтра я их заберу, — сказал он, взяв свой портфель, и собрался уходить. Услышав, что отец собирается уходить, сын растерянно выбежал из комнаты, но ничего не сказал. То ли не нашел нужных слов, то ли, поверив матери, был в обиде на отца. Профессор еще постоял немного, потом повернулся, вышел. И в том, как он ушел, было что-то заставившее сына и жену почувствовать — он никогда не вернется. С молодыми супругами такое случается часто: сегодня уйдет, чтобы завтра возвратиться. И с ними раньше бывало такое. Но сейчас каждый понимал, на что он идет.

После ухода Дондока не только в его квартире, но и во всем доме установилась необычная тишина. На сей раз ему посчастливилось избежать людских пересудов: дом пустовал — все были на своих дачах.

Профессор Дондок переехал к младшему брату, который жил далеко на окраине города. Лишь на другой день, как и обещал, заглянул к себе, взял кое-какие вещи, самые необходимые книги и ушел. Сына он не застал дома, а жена отнеслась к нему как к совершенно незнакомому человеку.

Дондоку стало дольше добираться на работу, а неотложных дел накопилось уйма. Вот-вот начнется новый учебный год, и необходимо успеть подготовить кабинеты. Правда, студенты должны сразу же уехать на сельскохозяйственные работы и спешить вроде бы некуда, но он привык, чтобы к первому сентября все было готово для занятий.

…Он долго ждал автобус. С остановки хорошо был виден вокзал. Сегодня народу там видимо-невидимо. И не удивительно: это день отъезда студентов, обучающихся в зарубежных вузах. Проводить их пришли родители, братья, сестры, друзья… Со стороны можно было подумать, что люди собрались на праздник, надом. Вокзальная площадь не вмещала всех.

Дондок долго смотрел на бурлящую толпу. И почему-то вдруг защемило сердце, взгрустнулось. Он сел на свободную скамейку, снова взглянул в сторону вокзала и глубоко вздохнул. От мысли, что все произошло из-за него, что если бы не он, то сегодня они с женой, как и все, провожали бы своего сына, да и сын был бы счастлив, как эти ребята, у него сдавило горло.

В самом деле, теперь многие мечтают отправить своих детей учиться куда-нибудь за рубеж. Да если бы только мечтали! На какие ухищрения не идут ради этого! Готовы друг друга в грязь втоптать, а я, видите ли, захотел быть справедливым человеком. И чего же я добился?.. Ему приходили на память слова жены, которая обвиняла его в непонятном упрямстве, в том, что он хочет быть непохожим на других. Теперь ее обвинения казались ему и не такими уж несправедливыми…

Отправил вместо родного сына юношу, который никем мне не приходится. А чем это обернулось? На старости лет пришлось уйти из семьи, остался совершенно один. Да если бы только это. Ведь самое страшное — поймет ли сын? Что он думает обо мне? Что, если он поверил?.. Ведь мать наверняка постаралась убедить его, привела множество доводов! А я будто согласился с этой ложью и молчу. Вот уж и вправду дурья башка. Почему я не возражал, не доказывал свою правоту? Но тогда действительно бесполезно было спорить и подливать в огонь масло, потому-то я и смолчал. Побоялся, видимо, людских пересудов. Ну хорошо, допустим, что я признал бы свою вину и возвратился в семью. А через несколько дней поехал бы со студентами в тот же аймак, и все бы началось заново: ссоры, обвинения. Почему же человек так просто сносит клевету? И вправду, разве я в чем-то виноват перед женой? Разве я виноват в том, что вместо родного сына отправил на учебу талантливого юношу? Он ведь с самого начала был отобран комиссией, и, главное, заслуженно, по призванию, но его вытолкнули… и проделали это отвратительными методами. Нет, правда должна была восторжествовать. Такие талантливые и умные ребята обязательно сделают многое и для науки, и для родины. А я виноват только потому, что поверил в него? Нет! Моей вины здесь нет. Но почему же все повернулось не так?.. И до чего же несуразные мысли лезут в голову Цэрме. Надо же было такое придумать — сын моей тайной жены!.. Тьфу!

…А возраст и впрямь не тот, когда можно поглядывать на женщин. Дни текут, и не остановишь их. Времени жить на этой земле остается все меньше и меньше. Но столько еще нужно сделать! Конца работе не видно. Они не понимают, что значит время для человека моего возраста. Но что же теперь делать? Надо бы как-то поговорить с сыном, разъяснить ему все. Нельзя же допустить, чтобы он поверил в эту чепуху. Надо как-то выбрать время… От этой мысли он немного успокоился.

Раздался протяжный гудок, и поезд медленно тронулся. Он увидел машущие руки и почему-то вспомнил о том сельском пареньке. Возможно, тоже едет в этом поезде… Наконец-то подошел и долгожданный автобус. Дондок сел у окна и, провожая взглядом уходящий поезд, пробормотал: «Дорогие мои дети! Да будет удачлив и счастлив ваш путь!» Его никто не услышал.

А в это время в тени его старого дома чесали языки сплетницы:

— Вы когда вернулись с дачи? — спрашивала маленькая, круглая, словно шарик, женщина.