Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

— Вчера. В нашем доме, кажется, все уже приехали, — ответила ей высокая худая.

— А вот семья профессора в этом году отдыхать не ездила: караулили свою квартиру, — расхохоталась толстушка.

В разговор вмешалась еще одна молодая женщина:

— Профессора Дондока что-то совсем не видать. Наверное, опять в командировку уехал.

Старушка, гревшаяся поодаль на солнце, удивленно вскинулась:

— Разве вы до сих пор ничего не слышали? Мне соседи сказали, что он разошелся с женой и теперь здесь не живет.

— Как? В таком-то возрасте разводиться?.. Зачем ему это? Не молод ведь, — ввернула одна из приятельниц.

— Некоторые старики хуже молодых. Кто-то мне говорил, что у вашего профессора есть еще вторая жена где-то на селе, — ответила старушка.

— А почему это вы говорите «ваш профессор»?.. Разве он мой? — обиделась та, что помоложе.

— Эй вы, балаболки! Чего, говорите, наделал профессор? — встрепенулась еще одна старушка, приложив к уху свою морщинистую ладонь.

— Что да что!.. А вот что: оказывается, в этом году разом школу окончили ихний сынок от профессорши и сын от сельской жены. Вот и говорят, что отец вместо законного сына направил учиться за границу того, второго. Видать, потому и разошлись, — кричала на ухо ей та, что вышла погреться на солнце.

— Значит, правда на стороне жены, — согласно закивали женщины. Однако глухая старушка, видимо, не все поняла:

— Вот-вот, наверное, так и было. Как-то в прошлом году я зашла к ним, так они угостили меня чаем с замороженным молоком. Как теперь помню, у молока такой запах был — ну точно парное! Выходит, что сын послал… Наверно, в селе-то жена молодая?

— Зато наша Цэрма вылитая профессорша. Умеет себя подать. Может, ее и впрямь одни только наряды красят, но она любой сельской красавице сто очков вперед даст.

— А что, Дондок совсем к той уехал?

— Должно быть… Куда же ему деваться?

— А этот его сынок как же, успел поступить в другой институт?

— Говорят, поступил здесь куда-то.

— Ну и хорошо.

— А больше ничего не слышали? Наверное, Цэрма-гуай будет квартиру менять? Зачем же им двоим такая большая? Платить сколько нужно… Вы уж, пожалуйста, если что услышите, то сообщите нам. Мы ведь собираемся расширяться, — сказала молодая женщина.

Вот такой разговор о профессоре Дондоке состоялся несколько лет тому назад.

Наш поезд, казалось, мчался еще быстрее… Пассажиры приникли к окнам вагонов. По всему было видно, что близится конец нашего долгого пути. Многие уже успели переодеться, лишь девушки все еще прихорашивались и никак не могли оторваться от зеркала. Больше всех радовалась маленькая Таня. Она уже давно забралась на железную решетку отопления под окном и всегда первой замечала все, что проплывало за окнами вагона. Вот и сейчас она крикнула отцу:

— Смотри-ка! Мальчик на лошади… Вот здорово!

Действительно, мальчик лет шести сидел верхом на лошади и держал в руке желтый флажок, пропуская наш поезд. Таня прыгала от радости, и ее можно было понять, так как она видела все это впервые.

— Папа! Он такой же маленький, как и я, а уже ездит на лошади. Я тоже научусь ездить верхом, да?

— Конечно, научишься и покажешь бабушке и дедушке, как ты умеешь.

— Папа! А ты умеешь ездить на лошади?

— Я научусь…

— А мама?

— Мама тоже научится. Короче говоря, мы все научимся… А пока в нашем купе только дядя умеет ездить, — сказал он и показал на меня.

— Ой, правда, вы умеете? — спросила она.

— Да, умею, и тебя научу.

— А где же мы возьмем лошадь? — удивилась Таня.

— Я тебе найду…

— Вот здорово! Сейчас я маме скажу. — И она исчезла в купе.

Я продолжал стоять у окна, вспоминая, как впервые ехал по этой дороге. Немало лет прошло с тех пор. Помню, как я радовался, когда увидел Москву. Радости у меня, наверное, было не меньше, чем у Тани. Помню, как давал себе твердое слово осуществить свою мечту. Но я ничего не знал в то время о бедном старом профессоре, пострадавшем из-за меня. Об этом я узнал много лет спустя. Тогда же я ничего не подозревал, лишь радовался тому, что мне предстоит учиться по избранной специальности. Единственное, о чем догадывался, — это что профессор мне помог. Еще тогда я сказал себе, что никогда не забуду о его помощи.

В Москве я первое время все искал того парня, которого увидел на экзамене, возможно, потому, что мне очень хотелось с ним познакомиться: своим ответом он произвел на меня прямо-таки неизгладимое впечатление. Помню свои мысли тогда: «А вдруг все студенты в группе окажутся с такими знаниями, как у него? Ведь я опозорюсь… Но если бы мы подружились, он мог бы стать моим наставником, не хуже любого учителя». Однако он так и не показался ни в университете, ни в поезде, хотя я и там его искал.

Помню, как я тогда высунулся из окна вагона, чтобы попрощаться с друзьями, и вдруг заметил профессора: он одиноко сидел на скамейке у автобусной остановки. Я сразу же обратил внимание на его старый коричневый портфель. Поначалу у меня не было никаких сомнений, что это именно он, тот профессор, который помог мне, но потом я почему-то решил, что обознался. Действительно, трудно было представить такого крупного ученого одиноко сидящим на скамейке в ожидании автобуса. Но не успел я удивиться поразительному сходству этого человека с моим профессором, как поезд тронулся. Так наши пути разошлись на долгие годы, но я никогда о нем не забывал. После защиты диплома мне посчастливилось работать с ним вместе на факультете. К этому времени он уже сильно постарел: голова у него вся побелела, сам он осунулся и стал тихим и молчаливым старичком. Понятно, что старость никого не красит, но он к тому же произвел на меня впечатление человека, постоянно мучимого тяжелыми раздумьями.

Он встретил меня тогда так, словно мы никогда не были знакомы. Видимо, напрочь забыл обо мне. Конечно же, мне следовало первым напомнить о себе и поблагодарить его, но как-то не представился случай. По работе-то мы с ним соприкасались, но говорили только о делах. И все-таки однажды я решился и поблагодарил его за помощь. Он удивленно поднял брови, пристально посмотрел на меня и, ничего не сказав, удалился. Мне показалось, что во взгляде профессора был укор: «А, это ты, который не сдержал своего слова и не оправдал моих надежд…» Для этого, конечно же, у него были веские основания. Я ведь тогда сам говорил, что хочу работать над этой проблемой. Профессор, видимо, ничего не забыл.

Но и я не сидел сложа руки. В студенческие годы писал курсовые работы исключительно по этой теме, да и диплом защитил по ней же. В характеристике было прямо сказано, что у меня большие задатки для научной работы в этой области: о более лестном отзыве вряд ли можно было и мечтать. И рассказать бы мне обо всем профессору, но у меня не хватало смелости Я почему-то боялся даже заикнуться о своей работе. Так продолжалось довольно долго, пока однажды он сам не пригласил меня посидеть у него дома вечером. Жил он недалеко от нашего института, можно сказать, по соседству. Там в основном жили одинокие или молодые преподаватели, не успевшие обзавестись семьей.