Ян Папп - Направление — Прага

Ян внимательно посмотрел на него, но майор опомнился и сделал вид, что закашлялся.

Они лежали рядом на хвое, застланной полотнищами палатки, накинув на себя одеяла, а поверх — еще полотнище. От Юрды им досталось лишнее одеяло и брезентовое полотнище.

«Вот единственная польза, которую принесла смерть Штефана», — горько подумал Ян. Еще одна ночь один на один с пленным. Он чувствовал его рядом с собой, они соприкасались плечами, боками и ногами. Так было теплее обоим. Холод заставлял жаться друг к другу. Укладываясь вечером, они словно забывали, почему ж они вместе. «Согреваем друг друга, а того и гляди вцепимся друг другу в глотку… то есть, я-то нет, — оправдывался Ян перед самим собой, — я только, если бы он напал первым. А уж он, наверное, только об этом и думает, при первой возможности свернул бы мне шею… для него это единственный путь на свободу… через мой труп, в прямом смысле слова, знает ведь, что добровольно я его не отпущу. — Тут Ян опять запнулся, как и всякий раз, когда вспоминал, что Вайнер мог беспрепятственно сбежать и все же остался… — А потом просит отпустить его. Как это понимать? Все время я верчусь вокруг одной точки, — рассердился Ян сам на себя и попытался дать мыслям другое направление. — Если б знать, что он за птица. Архитектор… почему бы и нет, писатель… писатель, который только собирается писать… ладно, и такое может быть. Но что он за человек?»

Где-то в лесу раздалось гулкое совиное тремоло. Ян приподнялся на локтях. Неясыть! Он безошибочно узнал этот голос, который из года в год доносился в конце зимы с Пасецкой горки. Для Яна он означал предвестие весны, жажду жизни. Впервые Ян услышал его лет в двенадцать. Он поправлялся после ангины и ночью проснулся от духоты. Встал, приоткрыл окно, пошел на кухню напиться. Возвращаясь к постели, он услышал приглушенное уханье: словно дядя-лесничий дул в один из своих манков. Ян сообразил, что это не иначе, как голос какой-нибудь ночной птицы. Он стоял у окна, пока птица не умолкла. Когда через несколько дней он снова пошел в школу, с гор дул теплый ветер, обещавший весну. Ян не утерпел, зашел к дяде в сторожку и попытался передать звук, услышанный им ночью. «Это была неясыть», — сказал дядя, заухал ее голосом и показал Яну ее чучело. С тех пор неясыть, сыч и другие совы, о которых он узнал от дяди, стали означать для Яна приход весны, здоровье и жажду жизни. В отличие от других людей, боявшихся уханья сов, он считал, что смешно видеть предзнаменование смерти и болезни в этом приглушенном звуке, запоминающем одновременно и фагот и флейту.

Он прислушивался к темноте, но неясыть больше не подавала голоса. «Да ведь сейчас октябрь, — сообразил Ян, — что-то ты, совушка, напутала! Видно, и птицы ошалели от этой вечной стрельбы, все перепутали».

Он улегся и непроизвольно прижался к майору. Тот повел плечами и что-то пробормотал со сна. Яну вспомнилась первая ночь с Павлом, когда они перешли словацкую границу. Они тоже спали рядом в небольшой лощине, поросшей густым молодым ельником. Среди ночи Ян проснулся от испуга. Рядом с ним бился всем телом Павел, бормоча какие-то невнятные слова. Ян не сразу сообразил, что его друг кричит во сне. Он прижал ладонь к его губам и зашипел ему на ухо: «Ради бога, молчи!» Павел сопротивлялся, Яну не сразу удалось его утихомирить. Придя наконец в себя, Павел облегченно вздохнул: «Слушай, что за мерзость мне снилась! Будто мы попали прямо к ним в руки». «Возможно, это нам еще предстоит, — с тревогой подумал Ян, — кто знает, как долго он кричал, пока я не проснулся». До самого утра они не сомкнули глаз, в каждом шорохе ночного леса мерещились шаги преследователей. Как только начало светать, они выбрались из лощины и двинулись дальше на восток. Павел держался особенно осторожно, словно пытаясь искупить свою невольную вину. Пока они добрались до отряда Кепки, прошло еще несколько ночей, и Павел каждую ночь повязывал себе на лицо носовой платок, прикрывавший рот, — на всякий случай. Но Ян больше ни разу не слышал, чтобы Павел разговаривал во сне.

И теперь тоже Ян затаил дыхание, долго и настороженно прислушивался. Майор не издавал ни звука, лишь иногда сладко причмокивал; Ян закрыл глаза и вскоре уснул.

Он проснулся от прохладной сырости на лице.

Шел дождь.

Мелкий дождь с настойчивым шорохом сеялся на брезент. Ян натянул одеяло и брезент на голову и еще теснее прижался к майору. Ему не хотелось думать ни о слякоти, по которой им придется брести, если дождь не уймется, ни о холоде, ни о чем. Ему было тепло и хотелось спать.

Спать, спать, спать.

— Ян! Ян! — доносилось до него из страшной дали. — Ян, ты слышишь?

Наконец он пришел в себя. В сумерках разглядел прямо над собой заросшее лицо майора и мгновенно напружинился.

— Что такое? Почему не спишь? — Ян вскочил. И тут же понял бессмысленность своего вопроса. Неуклюжими движениями майор пытался выбраться из своей насквозь промокшей «постели», невзирая на связанные руки и ноги.

— Погоди. — Ян развязал ему руки и велел собрать свои вещи.

Дождь был несильный, моросило, но вода, скопившаяся в кронах деревьев, падала вниз частыми полновесными каплями. Получалось, что в лесу дождь вдвое сильнее.

— Может, разведем огонь?

— Ты что, спятил? — яростно огрызнулся Ян. Все на нем отсырело, и хотелось лишь одного — тепла. Но развести огонь он не решился бы ни за что на свете. Особенно теперь, когда дым от сырого дерева разносился бы бог знает как далеко.

— Ладно, будем греться изнутри, — сказал он примирительно и отрезал каждому по изрядному куску копченого сала. — А теперь пошли.

Он чувствовал, как мороз продирает его по коже, настырный холод проникал во все поры. Поесть поплотнее — к счастью, еды хватает, — а потом в путь, двигаться, только так можно согреться. Может, погода разгуляется, дождь кончится. Дождя он боялся. При известной осторожности можно избежать людей, но от дождя никуда не денешься, его как-то не учли, когда планировали это путешествие. Может, где-нибудь и нашлось бы прибежище, но какой ценой? У них в запасе три, максимум четыре дня, бог даст, как-нибудь перетерпят. Ян посмотрел на карту. Благодаря речке, протекавшей справа, он довольно точно определил место, где они ночевали. Через несколько сот метров они должны натолкнуться на дорогу, которая кратчайшим путем привела бы их к цели, если б они могли по ней идти. Но, к сожалению, где-то здесь кончается сплошная полоса леса, который до сих пор укрывал их, а обозначенная на карте дорога проходит по открытым склонам, лугам, полям, где найдешь укрытие лишь в случайной рощице или в кустах на меже.

Ян набросил обоим на голову брезентовое полотнище, но вскоре стащил его на плечи: брезент слишком сильно шуршал, и Ян боялся, что не услышит звуки опасности.