Корнелиу Леу - Власть

Киру показал на колючее лицо Дрэгана и, заранее предвкушая возможный эффект, улыбнулся в усы.

— Этот? Это… вы? — газетчик несколько оторопел и, чтобы скрыть смущение, попытался медленно освободиться от тесно завязанного шарфа в кричащих тонах и невероятно глупых рисунках. От неожиданности он поперхнулся, пошевелил своими золотистыми бровями, и его цветущее лицо покраснело. — Центральная пресса просит вас ответить на кое-какие вопросы, — невинным тоном гимназистки произнес он фразу, которая обычно придавала его голосу повелительную интонацию, и, улучив подходящий момент, чтобы почувствовать себя равным, он продолжал: — Но прежде примите мои личные поздравления!

Дрэган с оттенком недоверия пожал протянутую ему руку и, нахмурившись, раздумывал, как себя вести в этой ситуации. В конце концов он пришел к выводу, что первому посетителю в кабинете примаря надо предложить сесть.

Окончательно освоившись, газетчик осмелел и, если бы не помешал стол с лежащим на нем огромным стеклом, похлопал бы Дрэгана по плечу. Судя по всему, Катул принадлежал к такой категории людей, которые могут быть или униженными, или хамами. Обретя самоуверенность, он начал с классического приема: достал блокнот, авторучку и торжественно посмотрел на Дрэгана.

— Прошу вас помочь центральной прессе и ответить на вопросы. В момент моего прихода вы, видимо, обсуждали чрезвычайно важную проблему?..

На мизинце у него красовалось большое кольцо из черненого серебра — грубая имитация античного украшения. Однако ни цветущий вид Катула, ни его попытки держаться солиднее не могли скрыть той щемящей грусти бедняка, который любым способом старался казаться обеспеченным человеком.

С удивлением рассматривая контрастные детали его одежды — желтую рубашку, апельсиновый галстук с черными лошадиными головами и костюм в зеленых и кофейных сердечках, — Тебейкэ решил поставить его на место:

— Конечно, важную проблему.

Удовлетворенный тем, что первый испытанный прием удался, газетчик воскликнул:

— Да, я это сразу понял! — Глаза его сияли от счастья. Вероятно, из-за яркой одежды они казались многоцветными. — Центральная пресса должна знать все! Так… — И он потер от удовольствия руки, сверкая кольцом на пальце. — Речь идет о вопросах, касающихся города, не так ли?..

Киру ответил ему в том же тоне:

— Уж не хотели бы вы, чтобы речь шла о Галапагосских островах?

— Вот видите, — улыбнулся ему Катул Джорджеску, радуясь тому, что с ним ведут разговор. — Центральная пресса должна знать все, для того чтобы информировать читателей. Прошу вас совершенно официально: помогите мне и ответьте на мои вопросы. Господин примарь, я с пером в руке жду ваших ответов.

Немного подумав, Дрэган, уставший от говорливого газетчика, ответил:

— У нас нет никаких секретов. Обсуждаем вопрос, как быть со спекулянтами.

— Очень интересно! Теперь эта проблема в моде, — машинально выпалил журналист и поднял на Дрэгана свои неопределенного цвета глаза. — Так что же вы собираетесь с ними сделать?

У Дрэгана мелькнула мысль: «А что, если этого паяца подослали торговцы, чтобы разузнать, что мы здесь замышляем?» И тут же на его лице появилась хитрая улыбка.

— На это вам ответит товарищ Тебейкэ, — сказал Дрэган.

Представитель центральной прессы повернулся к Тебейкэ и протянул ему руку:

— Очень рад! Катул Джорджеску из «Сигнала»… Прошу вас, скажите, что вы собираетесь с ними делать?

То ли в шутку, то ли всерьез Тебейкэ самым равнодушным тоном ответил:

— Позвать сюда, накинуть петлю на шею и повесить.

Катул Джорджеску, внимательно записывавший слово в слово все, что ему говорили, мгновенно изменился в лице. Он испуганно откинулся на спинку стула, а глаза его чуть не выкатились из орбит.

— Как вы сказали?

Чувствуя молчаливую поддержку Киру, Тебейкэ повторил тем же равнодушным тоном:

— Повесим.

Лицо газетчика сначала побледнело, потом стало желтым.

— Я… знаете, — пролепетал он, потеряв вдруг всю свою говорливость, — журналист-демократ… И я вам прямо скажу: я никогда еще не видел насильно занятую примэрию и не знаю, как поступают в подобных случаях… Я… знаете. Когда я смотрю на вас, вы мне кажетесь обыкновенными людьми, похожими на моего отца. Он был у меня сапожником…

Дрэгану стало вдруг жаль этого человека, с которого сразу же слетела вся его псевдоученость, и он мягко ответил ему:

— Да не бойтесь. Мы так не поступаем. Пригласим их сюда, вот вы тогда и посмотрите на все. — Взглянув на Тебейкэ и Киру, Дрэган спросил: — Вы готовы?

— Готовы!

— Хорошо. Жду вас через час. Возьмите с собой несколько парней и позовите ко мне Трифу, если он здесь.

Куранты на башне пробили четверть часа. Прошло всего лишь два с половиной часа с тех пор, как сюда пришли манифестанты, а Дрэгану казалось, будто прошла целая вечность. Сквозь желтые занавески проникал мягкий полуденный свет. Трифу вошел с фотоаппаратом в руке.

— Вы оба журналисты и скорее договоритесь между собой, — сказал им Дрэган.

— Оба? — удивился Трифу и с решительным видом повернулся к человеку в пестрой одежде. — От какой газеты вы будете?

Они смерили друг друга взглядами, как два петуха, прикидывавшие, кто чего стоит.

— Это журналист из местной газеты, не так ли? — спросил Катул Дрэгана, самим тоном обращения подчеркивая свое превосходство. И только проговорив это, он небрежно бросил Трифу: — Уважаемый коллега, центральная пресса приветствует вас. Катул Джорджеску из «Сигнала».

Трифу внимательно посмотрел на протянутую ему руку, а потом сделал вид, будто не замечает ее.

— «Сигнал»? — спросил он с сожалением и, взяв одно из тяжелых кресел, демонстративно громко придвинул его к письменному столу, а потом обратился к Дрэгану: — Товарищ Дрэган, я оплакиваю судьбу тех коллег, которые не знают, что такое настоящее и будущее! Они близоруки и слепы…

— Как вы думаете, он прав?! — спросил Дрэган Катула.

У того лицо помрачнело. Он сидел с разочарованным видом. Обращаясь к Дрэгану, он проговорил:

— Я полагал, господин примарь, что и в местной газете работают серьезные люди. Ведь мы, журналисты, не должны ссориться между собой! — И развел руками. — Вот она, провинциальная пресса!

— Пусть так, господин хороший, но она честная! — энергично парировал Трифу. — Да, да… Мы вычищаем то, что вы загаживаете! Общественное мнение вводят в заблуждение вот такие журналисты, которые сами заблуждаются…

— Хорошо, хорошо! Оставь это. Теперь не до того… — прервал его Дрэган.

— Я об этом напишу статью! — ответил Трифу, словно собираясь заявить протест.

— Хорошо, это твое дело… А сейчас помоги ему. Он хочет написать о том, что мы сейчас делаем. Очень хорошо! Пишите, господин журналист, — обратился он к Катулу. — Пишите честно обо всем, что вы видите, попытайтесь понять все это и сами убедиться в нашей правоте.