Корнелиу Леу - Власть

Василиу сел на край постели, на которой еще оставалась вмятина, свидетельствующая о том, что хозяин лежал на ней до прихода Дрэгана, и заговорил:

— Да, так вот. У меня тоже были переживания, сомнения, но я выбрал свой путь. Это ясно. Я перешел на вашу сторону. — И с чувством брезгливости к самому себе он добавил: — Я дошел до того, что ввязался в политику!

— Я же вам говорил, что без политики нельзя.

Василиу показалось, что Дрэган произнес эти слова с особенным внутренним удовлетворением. Однако стоило ему взглянуть на Дрэгана, как он тут же отметил про себя, что тот стал по-прежнему сдержанным в разговоре.

— Хорошо, но я никогда не занимался политикой, — пытался оправдаться Василиу. — Я отказался стрелять в людей, которые в конечном счете были правы.

Дрэган оживился: это ему уже нравилось.

— Точно. Но вы и в будущем откажетесь, если от вас это потребуют, не так ли?

— Конечно!

— Но если придут стрелять в этих людей другие, у вас не появится желание защищать тех, кто прав? Перейти на их сторону?

— Перейти на их сторону? Зачем?

— Зачем?.. А разве это не одно и то же — стрелять вам или кому-то другому?

Василиу испытующе посмотрел на Дрэгана и, словно защищаясь, произнес:

— Господин Дрэган, мне не хотелось бы заниматься политикой. Понимаете? Я не хочу заниматься политикой.

— Очень хорошо, господин капитан!

В дверях появилась худенькая фигура профессора. Дрэгана это очень обрадовало:

— Господин профессор!

— А, господин примарь. — Профессор в свою очередь тоже был рад этой встрече. — Примите, прошу вас, мои поздравления… Я восхищен, просто восхищен… — Однако, увидев, что Василиу и Дрэган заняты личной беседой, профессор поспешил извиниться: — Простите меня, я постучал в дверь, но вы были настолько увлечены разговором, что, вероятно, не услышали. Капитан, мне хотелось бы вас поздравить. Вы поступили великолепно! Я сделал бы точно так же. Это исторический момент, и мы не должны противиться ему. Напротив!.. Представьте, наш странный директор передал мне, чтобы я вел себя более сдержанно. В ответ на это я иду в примэрию, чтобы предложить свои услуги отрядам, которые станут контролировать спекулянтов! Сейчас же иду…

— Прошу вас, в этом нет никакой необходимости.

Однако профессор стоял на своем:

— Нет, нет, я иду. Такой же поступок, какой совершили вы, капитан, обязан сделать любой честный человек. Привет! — В дверях он что-то вспомнил и повернулся: — Сегодня я слышал по радио… У нас великий день, и не только здесь, но и на фронте!.. Освобожден Клуж, господа! Клуж — само великолепие! Советские войска и наши части вошли в город. Их встретили с триумфом. По радио назвали имя одного генерала, который жил у меня на квартире, вот в этой комнате. Иван Петрович. Моя жена его знает. Большой человек, господа! У Ивана Петровича была мечта — дойти до Берлина. «В Берлин, а потом — мир», — говорил он. Такие дойдут! Трудности войны их так закалили, что непременно дойдут. Они борются с фашистами не только для себя, но и для всего человечества! Это мне в них нравится больше всего. Они непоколебимо верят в победу гуманности. Я со свойственной мне любознательностью хорошо изучил их. Это исторический феномен! Они удивительно человечны и верят в свою гуманную освободительную миссию так, как никто ни в одной из существовавших до сих пор армий. Это великая сила! Это великая власть! И как бы ни старались враги, их моральное превосходство служит гарантией победы. Будучи студентом, я изучал историю человечества и войн. Я всегда выбирал армии, в которых мне хотелось бы быть. Но такой армии, так сильно истерзанной войной и все-таки сохранившей в своих людях особую моральную красоту, я представить себе не мог. Когда я воочию увидел их, то понял, что сила этих людей в чем-то особенном. Это великий секрет! Они непременно дойдут до Берлина, и тогда на земле установится мир, как говорил Иван Петрович… Это же говорю и я: мы должны отстоять свою свободу! И ни шагу назад!.. Ну, а теперь я пошел.

Через приоткрытую дверь Дрэган видел, как профессор направился к выходу. За ним робкой тенью скользнула к двери старенькая жена. Дрэган не видел ее лица, но по жестам понял, с какой озабоченностью она провожала мужа. При всем своем страхе за него она не решалась ему перечить и останавливать. Послышался стук закрывшейся двери.

Дрэган поднялся.

— Слышали? — сказал он офицеру. — Ясно, как думают люди?

Василиу пристально посмотрел на него.

— Ясно. Вот сниму форму и приду к вам.

— Зачем же снимать военную форму?

— Ну а как же? Так я — ответственное лицо и обязан выполнять приказы.

— И разве они важнее, чем то, что приказывает вам ваше сердце?

— Вот именно поэтому.

— Лучше сделайте так, чтобы ваши солдаты понимали все так же, как понимаете вы, — сказал Дрэган и, улыбнувшись, добавил: — Только, возможно, они поняли все уже раньше вас.

Василиу все еще продолжал колебаться.

— Как же это так? Воспользоваться своим положением, чтобы политические идеи… — не закончил он свою мысль.

— Так что же вы замолчали? Продолжайте!.. — В голосе Дрэгана послышалось раздражение. — Для того чтобы политические идеи обрели силу? Это вы хотели сказать? Да? Не беспокойтесь, они обретут ее и без вас!

И Дрэган вдруг почувствовал, как рассеиваются сомнения капитана, колебания которого уже начали его раздражать. Перед ним был сейчас нерешительный, неуверенный человек, и это не нравилось Дрэгану. Он решил, что пора уходить, иначе он непременно скажет все, что думает о Василиу.

— Ладно, дело ваше. Хорошенько подумайте… До свидания…

«Вот как получилось, — думал он, уходя от капитана. — Я пришел для того, чтобы он мне поверил, что у меня ни в чем не было личной заинтересованности. Хотел просить его не думать обо мне как-то иначе, и вместо этого судьею ему был я, а не он!»

Когда Дрэган вышел на площадь, ему повстречался вице-председатель национально-либеральной партии Сегэрческу.

— А, мои поздравления, господин примарь, мои поздравления!..

Дрэган недоверчиво окинул взглядом его маленькую фигурку, похожую на восклицательный знак.

— Мои поздравления! — продолжал настойчиво повторять тот. — Имейте в виду, я не из тех, кто расточает любезности. Вы достойны этого места. Ваш предшественник был тупица. Типичный дуб. Во времена Антонеску он занимал пост помощника примаря. Одно слово — кавалерист. Из тех, у кого на сапогах впереди пришиты пуговицы, чтобы ненароком не надеть их наоборот. Ха-ха-ха!

Дрэган никак не прореагировал на его попытку пошутить. Когда тот умолк, Дрэган сухо уточнил:

— Мы не по этой причине взяли штурмом примэрию.

— А, разумеется!.. Я не имел в виду ничего подобного! Мне хотелось лишь сказать вам, господин Дрэган: если этого не сделали бы вы, сделали бы мы. Этого недоумка надо было гнать.