Корнелиу Леу - Власть

Торговцы смотрели на него с удивлением и недоумением. Сзади Дрэган, Тебейкэ и Киру обменивались улыбками.

— Вот посмотрите, — показывал Тебейкэ друзьям бумагу. — Мы работали со специалистами. Это наши предложения по ценам. Если вы согласны, сообщим в уезд, а потом — этим… Надо побыстрее послать в типографию.

— Я сказал, не позволю, само собой разумеется, спекулировать никаким продовольствием, — продолжал тем временем префект.

— Да это просто здорово — по старинному обычаю далеких королей заставлять вождей побежденных славить победителей! — проговорил профессор, входя вместе с Тасе Мустэчиосу. Видя эту сцену, профессор улыбался от удовольствия. Он легко ступал в своем черном плаще, глаза его блестели. — Фотографируйте, фотографируйте, господа журналисты! История должна фиксировать все.

Катул и Трифу, шедшие сзади, приготовили свои фотоаппараты. По всему было видно, что их противоречия сгладились. Теперь они довольно хорошо ладили друг с другом.

— Как дела, господин журналист? — спросил с чувством симпатии Дрэган, встретившись глазами с чудаковатым представителем центральной прессы.

— С охотой регистрирую все аспекты революции, господин примарь! — произнес тот в ответ.

Тасе подошел к Дрэгану, держа в руках небольшой пакет. Он хотел положить его на стол, потом передумал и потихоньку перенес на телефонный столик.

— Я встретил твою сестру Аурелию.

— Аурелия!

Дрэган подумал: «Как хорошо было бы, если она пришла бы сюда! И все-таки… Бедная Аурелия!» Когда ему пришло в голову спросить Тасе, как она выглядит, о чем они говорили, усача уже не было рядом… Дрэган вздохнул и постарался казаться веселым.

— Тебейкэ, — показал он на пакет, — пусть будет по-твоему — пойдем поедим где-нибудь в городе!

— Простите, пожалуйста, — раздался голос профессора. — Я пришел. Пришел просить вас позволить мне только понаблюдать за происходящим. История, я думаю, не должна вмешиваться.

— Даже если вы так думаете, она все равно сама вмешивается, — ответил Дрэган. — Ну, как ваши дела теперь?

— Я убедил господ журналистов все фотографировать. Вы нам позволите побродить по помещениям примэрии и посмотреть, как они выглядят после того, как свершился исторический акт?

— Да, конечно, профессор, пожалуйста, — ответил Дрэган и положил руку на телефон, возле которого на столике лежал пакет, принесенный Тасе. От пакета восхитительно пахло жареной рыбой.

Префект угрожающе двинулся вперед, загоняя торговцев в угол.

— Вы должны превратиться в скромных муравьев и бескорыстно заняться снабжением общества без каких-либо прибылей для себя…

— Так, господин префект! Пусть славят нас даже наши враги! Пойдемте, господа журналисты. — И профессор вышел бодрым шагом.

Нахмурившись, Дрэган стучал по телефонному аппарату.

— Надо понимать, что мы живем в период демократии и нар-род, самой собой разумеется, нар-род должен иметь все необходимое! — разошелся префект, сознательно выделяя букву «р».

— Чтоб тебя черти задрали! Подался на их сторону, двуличный пес, — прошептал, разозлившись, плешивый торговец с лицом восточного типа и коротенькими ручками.

— Киру, Тебейкэ, а ну-ка подойдите! — сказал Дрэган, стоя у окна. — Что случилось? Посмотрите-ка туда, в конец улицы. Кажется, там солдатские кордоны?

— Не позволю никому спекулир-ровать! — продолжал демагогично восклицать префект.

— Да, это солдаты, — подтвердил Тебейкэ, вглядываясь в темноту.

Все трое хмуро и подозрительно переглянулись. В этот момент с шумом вошел какой-то моряк и направился прямо к ним. Его узнали. Это был Дину, секретарь партийной ячейки эскадры, тот самый, который вырвал у командора револьвер.

— В порт прибывает еще одна эскадра. На кораблях объявлена тревога. Моряки получили полное снаряжение.

Увидев, что все трое повернулись и смотрят на него с большим вниманием, префект закричал на торговцев еще сильнее:

— Само собой разумеется, нар-р-род…

Обитая кожей дверь осталась приоткрытой. В ней появился надменный маленький инженер Сегэрческу.

— Я пришел! — обратился он к ним. — Вы заставили Танашоку прислать меня сюда! — упрекнул он их. — Могли бы позвать и без его помощи.

В трактире «Меркурий», под клубом национально-либеральной партии, окна которого смотрели своими пустыми, подслеповатыми глазницами на царивший на площади беспорядок, на одном из раскладных стульев сидел пожилой гуляка. Его взгляд был усталым, но таким восторженным, будто старик только что спустился по корабельному трапу на землю после десятилетнего странствования. Жесты его были вялыми, как у человека, лишенного каких бы то ни было желаний, голос — охрипшим, как у человека, уставшего кричать.

Этот бедняга в красной рубашке был не кто иной, как Кокорич, пьяница и скандалист. Он сидел в одиночестве перед затихшей площадью. Его грязные седые волосы вокруг лысины растрепались. Вытаращив глаза, он широко размахивал руками и говорил сам с собой:

— Значит, осуществилась. Мировая революция осуществилась в городе. В котором часу? В шестнадцать часов пятьдесят две минуты. Это по часам примэрии. А откуда я знаю, что буржуи нарочно не поставили эти часы неверно? По часам моего сердца, милостивые государи! Вот так-то! А часы моего сердца показывают нуль. Нуль, и точка. Отсюда все и начинается! Теперь мировую буржуазию города положили на лопатки… Ведь судовладельцы явились в примэрию, словно ягнята. Да, а мы, не сказав им ничего, получили все долги. Ха-ха, вот они, денежки, смотрите! Тысяча, две, три!.. Кто мы? Официа-а-ант! Шампанского, официант!.. Шампанского за мировую революцию, которая осуществилась в городе. Пусть все знают, что я всегда мечтал о ней. Ну чего вытаращил свои глаза?! Шампанского, слышишь?! Слуга побежденной буржуазии, две бутылки! Быстр-р-ро!.. Что ты так смотришь на меня? Я в одной рубашке, да?.. Эта рубашка всегда была на мне! Ты еще меня увидишь в носках, увидишь разутым и все равно ничего не поймешь, эх ты, слуга побежденной буржуазии!

В ночном небе клубились тяжелые тучи. В клубе над трактиром захлопала незакрытая балконная дверь.

— Шампанское, дядя Кокорич!

Кокорич посмотрел на официанта недоверчиво и высокомерно.

— Охлажденное?

— Охлажденное.

На столе появился фужер.

— Хорошо, — решительно произнес Кокорич, попробовав бутылки рукой. — Принеси таз… Да, да. Таз. Ну чего вытаращил на меня глаза, скотина!.. Не знаешь, что такое таз? Привык только к боярским замашкам? Да будет тебе известно, что я не знаю, как по-французски таз! На французском языке я знаю только одно слово — революция! Ну, неси!