Корнелиу Леу - Власть

— Не поднимай голову, чертова крыса!..

Хулиган поднял ногу, чтобы ударить его, и вдруг остановился: остекленевшие глаза привязанного к повозке человека неподвижно уставились на него.

— Надо же, черт возьми, сколько в нем силы! Смотри-ка: он хочет умереть с поднятой головой!..

— Рабочие! — раздавался в мегафоне густой голос — Не дайте убить себя! Если вы не подчинитесь нашему требованию, ровно через час здание будет взорвано! Будьте благоразумны и оставьте здание примэрии, иначе в 2 часа 45 минут здание взлетит на воздух. Рабочие, не дайте убить себя! Расправляйтесь с вашими вожаками и выходите из здания!

Один из двух бронзовых кузнецов на часах ударил по наковальне, и этот удар заглушил густой голос, читавший ультиматум.

— Слышите? — Дрэган рассмеялся, как ребенок, которому удались его проказы.

— Рабочие, душите своих главарей и спасайтесь! Душите главарей и спасайтесь… — ревел густой бас в мегафоне.

— Они думают, что мы просто-напросто толпа, сборище людей! — говорил Дрэган с тем же удовлетворением в голосе. — С главарями, подручными главарей… Хорошо! Тем лучше: значит, им еще труднее будет предпринять какие-либо действия против нас. Воспользуемся этим случаем.

Он окинул взглядом все, что было на столе, будто что-то прикидывая: пачка бумаги, ротатор, план города, составленные ими списки. Значит, постановление готово.

— Уже отпечатали первый экземпляр, — сказал Киру, поворачивая ручку ротатора и извлекая лист бумаги с фиолетовыми буквами, пахнущий спиртом.

— Хорошо. Список мест, где нужно вывесить постановление, тоже готов. Сейчас же отпечатаем на машинке список цен. Минуточку внимания! Знаете, о чем я подумал… — Он внимательно и серьезно посмотрел на остальных. Видно было, что его мысль упорно работает. — Я слышал, как Дину только что говорил собравшимся в зале заседаний: «Вас собрали для того, чтобы примарь сообщил вам свое решение. Ожидайте!» Это навело меня на мысль отпустить торговцев после того, как мы отпечатаем постановление и список цен. Но до этого немного разыграем из себя дурачков перед ними… То есть мы зачитаем им постановление и предупредим, чтобы они торговали по новым ценам. Они, конечно, будут против, но сделают вид, что согласны, только для того, чтобы вырваться отсюда. Но торговля остается торговлей, а торговец и ломаного гроша не даст за политические убеждения, если речь идет о его интересах. Поэтому вполне вероятно, что найдется такой, который скажет: «А вдруг эти останутся у власти? Не лучше ли послушаться их? Ведь если останутся эти, то они, конечно, припомнят нам, что мы не выполнили их постановления. А если мы просто вывесим постановление, нам позволят и дальше заниматься торговлей». Ну, что скажете, правильно я говорю? Приблизительно так думают торговцы. Я их знаю: отец когда-то отдал меня мальчиком на побегушках к некоему Нае Опри, у которого была лавка на улице Морилор…

— Значит, ты хочешь раздать постановление торговцам, чтобы они повесили его на видном месте? — спросил Тебейкэ.

— Вот смотри… — Дрэган взял в руки первый отпечатанный экземпляр постановления. — Каждый торговец выйдет отсюда с постановлением и списком цен. Я строго предупрежу, чтобы они их вывесили.

Киру и Тебейкэ утвердительно кивнули.

— Да, да! — поднялся с места Трифу. — Да еще припугни их, что мы опубликуем в газете список тех, кто не вывесит постановления!

— Хорошо, — быстро ответил Дрэган. — Вы размножите постановление, а за это время напечатают цены. Подумаем мы и о других решениях. Когда все будет готово, соберемся на последнее заседание и обсудим подробности. Надо любым путем добиться, чтобы постановление было вывешено этим же вечером. Все. Пиши, товарищ Трифу: «Список цеп. Приложение к постановлению номер один».

Угрозы извне доносились теперь как неясный шум. В продолговатом кабинете примаря раздавался ритмичный стук ротатора, стрекот пишущей машинки и громкий голос Дрэгана, отчетливо диктовавшего журналисту.

Только через некоторое время, когда с улицы снова прокричали: «В два часа сорок пять минут здание взлетит на воздух вместе с вами!» — он на несколько секунд перестал диктовать и взглянул на свои большие часы:

— Ну хорошо, у нас еще есть почти целый час.

— Я скомпрометирован, скомпрометирован! — причитал среди торговцев префект, услышав уже в который раз передаваемый в мегафон ультиматум. Отыскав Сегэрческу, он схватил его за руку, все повторяя: — Я скомпрометирован, скомпрометирован!

— Бросьте, дорогой, бросьте, — пробормотал инженер, пытаясь освободиться от префекта. — Лучше скомпрометированный, но живой, чем нескомпрометированный, но мертвый.

Совет инженера был принят.

— Да, пусть говорят что угодно, — невнятно пробормотал он и вдруг сорвался на крик: — Я пошел!.. Я крикну им!.. — Он начал расталкивать всех, пробираясь к двери.

— Стой!

Приказ был коротким и неожиданным. Торговцы побледнели. Префект осмелился обернуться лишь через две-три секунды. Ноги у него подкосились, он ошалело уставился на автомат в руках моряка.

— Ни шагу! — приказал Дину, приближаясь к нему. — Я сказал вам: вы останетесь здесь, пока не ознакомитесь с постановлением новой власти… Если вы попытаетесь что-нибудь сделать, я буду стрелять в окно, убью кого-нибудь и в следующее мгновение мы все взлетим на воздух.

Все находившиеся в зале заседаний замерли, разинув рты.

— Взлетим на воздух? А я при чем? Ведь я пришел сюда, чтобы вы поддержали нашу газету!..

Все обернулись к журналисту из Бухареста. В этой ситуации его голос прозвучал как-то слишком игриво. Перепуганные, сбившиеся в кучу торговцы с удивлением уставились на журналиста, не понимая, серьезно он говорит или нет.

Из другого конца зала послышался заискивающий голос:

— Но почему? Почему так грубо? — Это был инженер Сегэрческу. Он, словно ученик, не выучивший урок, со смиренным видом вышел вперед и продолжал: — Даю вам слово, поверьте мне, у меня никогда не было никаких конфликтов с вами, коммунистами, я никогда не имел ничего против вас, коммунистов.

Снова стало тихо. То была трусливая, обезоруживающая тишина, которую вдруг нарушил плач. Это плакал префект, плакал с икотой, распуская слюни, размазывая их губами по спинке стула, на который упал.

Раздались редкие, торжественные, как на параде, шаги.

Ступая прямо, не глядя ни вправо, ни влево, из темноты одного из углов вышел профессор истории. Он остановился около рыдающего префекта, некоторое время смотрел на его затылок, потом покачал головой. Когда префект поднял на него глаза, профессор спокойно сказал ему:

— Плачьте, префект!.. Запутались в своих собственных интригах… Хорошую историю я написал бы, если бы успел! — Он на мгновение замолчал, словно сверяя ход своих мыслей, потом с неумолимой логичностью продолжал: — Я бы успел, если бы меня не было здесь, но, если бы меня не было здесь, я не имел бы возможности увидеть все это. Ну ничего. История напишется сама собой. Я доволен тем, что был ее свидетелем. Оставьте все это, префект, на протяжении истории умирали люди более полезные, чем мы…