Корнелиу Леу - Власть

Колонна хулиганов продвигалась медленно и часто останавливалась. Видимо, они тянули время, чтобы прибыть на площадь одновременно с солдатами и прочно закрепиться на своих позициях. «Только бы Иоане удалось вырваться!.. Да, да… она должна была вырваться… Если Иоане удалось бы спастись, она подняла бы тревогу!..» — мелькало в сознании.

Колонна вновь трогалась с места, и его голова вновь ударялась о мостовую. Он видел только ноги, колесо повозки с треснувшей спицей и черное небо с одной-единственной звездой.

— А ну, не поднимай голову, чертова крыса!

Что это? Он почувствовал удар ботинка по голове. Перед глазами все потемнело. Он пришел в себя от страшной боли в руках. Теперь он видел только колесо с треснувшей спицей и слышал топот ног хулиганов. При каждом рывке повозки голова ударялась о мостовую. Казалось, она вот-вот расколется на части. Алексе почудилось, что в следующее мгновение он уже умрет. Силы покидали его. Он уже не различал боли, в каком-то конкретном месте. Боль превратилась в мучительный хаос вокруг него, в нем и над ним. Ему так хотелось, чтобы повозка остановилась где-то посреди пустой дороги. Пойти бы отыскать дерево, выстругать спицу и заменить в вертящемся колесе треснувшую, которую он различал все более смутно.

Да, он умирает. Это было несомненно. Скоро, может, даже в следующий момент или через несколько мгновений, что-то совсем незаметное, незначительное порвется в нем — и все будет кончено. Десятки раз он испытывал это ощущение: когда его истязали в застенках тюрьмы, когда ему удалось бежать и по нему стреляли, когда его, не приведя каких-либо доказательств, приговорили к смерти. Это ощущение уже четко сформировалось в нем, и он знал, что в конце концов так и случится.

И все же никогда, даже теперь, он не мог поверить этому до конца. Он не мог поверить в это, пока был жив, пока чувствовал громыхавшую впереди себя повозку и пока перед его глазами время от времени вспыхивала мерцающая звезда на небе. А пока он ясно отдавал себе отчет в сложившейся ситуации. Он понимал, что эти хулиганы хотят вместе с военными захватить город. Однако Алексе знал, что у масс уже есть опыт борьбы, который они продемонстрировали при штурме примэрии во второй половине дня. Массы видели, что моряки не стали стрелять в них. Революционное состояние духа, которое в течение долгого времени подготавливали и направляли он и его товарищи, не должно быть утрачено. Не должно быть ут-ра-че-но!.. Мысленно он видел их всех — грузчиков порта, рабочих нефтеочистительного завода, рабочих с лакокрасочного завода. Алексе видел нескончаемое море людей, в колоннах которых он шел всего лишь несколько часов назад. Они соберутся вновь, и коммунисты должны организовать их, организовать немедленно… Революционный момент не должен быть упущен, не должен!..

Треснувшая спица поворачивалась перед его глазами, и, когда на нее наваливалась вся тяжесть повозки, трещина продвигалась все дальше.

Так почему же он не мог поверить себе, что с мгновения на мгновение внутри него может оборваться та тоненькая нить, которая еще связывала его с жизнью, и все будет кончено? Он фактически уже был трупом. Ног он не чувствовал. А может быть, их уже и не было? Да, да, он не раз спрашивал себя: неужели они, его товарищи, перед строем карательной команды отчетливо сознавали, что в следующее мгновение для них все будет кончено?.. Нет. Он не может этому поверить. Человек никогда до конца не может представить себе это: он всегда надеется, что ему предстоит еще что-то увидеть, что-то сделать. Так же, как и он, не может себе представить, что его товарищей больше нет среди живых…

Плотный туман застилал глаза. При каждом рывке голова ударялась о мостовую, и тогда на мгновение он чувствовал свое горячее, будто пронизанное огненными искрами дыхание…

Откуда исходило это убеждение? Из жизни! Из того, что ты чувствовал, переживал в течение жизни и что осталось в тебе непоколебимым, как не вызывающая сомнений истина… Да, да… Как восхищенное лицо Киру, дежурившего в помещениях примэрии. Как тот гордый жест, когда Дрэган, вскинув голову, убежденно заявил: «Товарищи, будьте уверены, я скорее умру, чем допущу еще одну ошибку!»

Далекая мерцающая звезда превратилась вдруг в большое пламенеющее красное знамя… Оно опускалось все ниже и ниже, закрывая все вокруг…

— Что ты с ним сделал? Он ведь кровью исходит…

— Ну и что, господин командор?.. Выкуривайте поскорее всех из примэрии, и мы их так же благословим на тот свет!

Умирающий сделал едва заметное движение. Никто не заметил, но для него это стоило неимоверных усилий. Он собрал все свои силы, будто готовящаяся к схватке армия. Откуда-то издалека до него донесся голос хулигана в короткой куртке:

— Господин командор, уж не заодно ли и ты с ними? Из них надо окрошку сделать!

Потом послышался голос командора, более твердый и более громкий:

— Я ведь военный и действую согласно приказу. А вы перерезали телефонный провод, так что пока я не могу связаться с Бухарестом и спросить, что делать с главарями!

— Как это «что делать»? Пустить их на мыло!

— Я жду приказа, а вы перерезали провода… Вы знаете, сколько сотен людей собралось в примэрии? Этих коммунистов черт знает сколько!.. Вы уже убили их секретаря, а это не дозволено: он — представитель одной из правительственных партий…

…Его убили. Они считают его мертвым. А он слышит их. Слышит!.. Ведь говорят, будто человек после смерти какое-то время слышит. В любом случае он сейчас их слышит, и слышит все более отчетливо, будто настраиваемый на волну радиоприемник. Он даже улавливает замешательство в голосе хулигана.

— Ну и дела, черт их побери! Так что же тогда будем делать?

— Я ни шагу не двинусь дальше без приказа. Если бы вы его не убили, я поступил бы иначе. Мы бы выбили их всех оттуда, отвели бы на корабль и изолировали. А теперь события могут принять неприятный оборот… Лучше узнайте, сколько их там собралось внутри? Надо их держать в окружении, пока не получим приказа из Бухареста. А пока мы не скомпрометируем себя, но и им не дадим действовать… Потом… как и этого… Но до того, прошу вас… В наших интересах держать их в изоляции. Иначе поднимут, на нашу голову, весь город!

Ясное дело: они в замешательстве. Алексе чувствовал, как его окутывает мягкая, непроницаемая пелена. Да, он умирает. Конечно, их разгромят. Он может спокойно умереть… Ну нет! Все в нем возмутилось и воспротивилось. Нет, нет! Он не может умереть! Человек никогда не хочет умирать. Человек всегда хочет что-то еще увидеть, что-то еще сделать… Что хочет человек? Нет. Он уже не отдает ни в чем отчета. Вокруг него все затвердевает, все напрягается, все начинает темнеть…