Дмитрий Бавильский - Несовременные записки. Том 3

Не зря же Борис Виан —
Покойный на данный день —
Придумал капкан, куда
Попала одна сирень,
И символ любви зачах,
И высосан был олень —
Остался лиловый прах,
Где копошилась лень.

И если камин простыл,
То, видимо, всё равно —
Любовь изобрёл дебил,
Он думал, что так — смешно.
Так встань за мои глаза:
Скривись и смотри во тьму.
Ты видишь свой тёплый дом?
Ты видишь свою тюрьму.
Ты рвёшься с цепи во сне
В прогорклом и злом дыму.
Спасение нет вовне —
Ты чувствуешь, почему.

И нет никакого сна.
Всё крошится наяву.
Возможно, пришла весна,
Забывшая про траву,
И правда её в одном —
Засохшее не сбежит,
А если оно умрёт —
Это не повредит.

Маленький Вишну,
набирающий снег серебряным кувшином;
Усталый путник,
превращающийся в звезду,
к которой он так долго шёл;
Ты — как ветер,
прозрачный и непроницаемый,
обгоняющий движение планет
и движение сердец,
подвластных ритму Любви
и танцующему Господу;
Ты — его дыхание,
его смерть и улыбка;
так трудно думать о вас в отдельности;
его взмах руки сливается с твоим,
он искрится в твоих глазах.
в зеркале ты видишь его прекрасный лик…
А я увлечена странным желанием:
всмотреться в тебя,
всмотреться в тебя до НЕГО…

Немного сочувствия
бедным птицам,
крылья которых отяжелели от снега.
Немного сострадания
своему внутреннему Я,
которому недоступна эта роскошь —
тяжёлые от снега крылья…

Обнажённая и распахнутая
я иду
под взглядом семи небес —
прекрасные минуты
длиною в тысячу жизней.

На стареньком рояле
разбросанные ноты.
А пальцы выползали
для маленькой охоты:
то лаской, то ударом,
дождём и переливом,
то обдавая жаром,
то холодом тоскливым;
плясали и смеялись,
плелись и выгибались,
шептали и ругались,
любили и плевались,
шутили и старались,
молили и сдавались,
немного задавались,
смущённо улыбались
и Богом притворялись…
Потом они взлетели,
куда-то упорхнули
(оставив звукам тени,
похожие на струи) —
искать другой охоты,
куска, что будет лаком…
А Бог поправил ноты и,
кажется, заплакал.

Стихи, написанные
на падающих с неба листьях,
несколько слов, сияющих в темноте,
прикосновение тёплой ладони,
взгляд, ограниченный дружеским расположением,
глубины предутреннего неба,
прозрачные зеркала на стенах,
дорога, составленная из снежных лавин,
бесконечные вертикальные горизонты,
взмах невидимых крыльев,
облака под ногами,
золотистые улыбки вокруг головы,
отряд весёлых охотников, не дающий уснуть,
сад из деревьев с корнями, уходящими в сердце,
дом, выстроенный в Абсолютном
употреблении времени,
разговоры через тысячи километров,
нечастые встречи
в точке взаимопроникновения
созданных нами пространств…
Это всё, что я могу предложить тебе,
это всё, что я могу…

Твои руки
снятся мне в кошмарах,
причиняя невыносимую боль…
А ведь они только вытирают пыль
с бледного зеркала моей души…

Сотвори мне мир
из прозрачно-зелёных волокон,
тёмно-снежных небес
и опалово-дымных высот;
я уйду навсегда,
проскользну между стен, между окон
в этот острый разрез,
в этот дом, за которым — восход.
Мне нимало не жаль
всё, что здесь я с улыбкой оставлю:
в золотистом венце
я забуду следы топора;
и, конечно, потом
я себя ненадолго заставлю
где-то в самом конце
к вам спуститься и бросить: «Пора!»
А пока я молчу,
пряча в цыпках холодные руки,
паруса на спине
и голодный до бешенства взгляд…
Подарите мне день:
я услышу подземные звуки…
Шелест слов на стене:
«Фильм просмотрен, сдублирован, снят…»

Кольца, зарытые в снег,
тепловая война,
руки и лица в едином порыве наверх —
это лавина,
это лавина людей к одинокой звезде…
Скупые улыбки,
давящий смех,
под ногами хрустящее горло,
золотом в небо,
в колени
ещё один камень,
ещё один час или вечность
застывших секунд —
это молитва,
это молитва людей одинокой звезде.
Это молитва.

Загнанный конь
копытами скользит в пустоту
мимо чёрных скоплений земли,
натыкаясь висками на острые звёзды…
Позвольте мне видеть его.
Видеть его.