Камен Калчев - Генеральная проверка

Эмигранты продолжали прибывать со стороны Чипровских гор. По тропам и тропинкам, по проселочным дорогам и зеленым пастбищам, по оврагам и долинам — отовсюду малыми и большими группами, по двое, по трое, а то и по одному, появлялись наши товарищи, уставшие, оборванные, израненные в боях. Вечером 28 сентября в Ниш с внушительной группой повстанцев прибыл Гаврил Генов. Разместили их в низком и продолговатом одноэтажном бараке, покрытом жестью и обшитом прогнившими сосновыми досками. В бараке и на зеленой лужайке возле него сидели и лежали истощенные бойцы. Сейчас они ждали, когда им дадут хотя бы черствого хлеба, и думали о завтрашнем дне. Что их ждет? Куда им идти? Что они будут делать? Когда смогут вернуться в Болгарию?

В первый же день Гаврила Генова вызвали в жупанство. Он пошел, представился жупану, не скрыв своей принадлежности к коммунистической партии. Жупан был тоже откровенен. Он вынул лист бумаги и стал читать Генову написанное, из которого следовало, что Гаврил Генов является организатором и руководителем восстания вместе с Георгием Димитровым и Василом Коларовым, что он — офицер запаса, активный деятель партии и человек с высшим юридическим образованием. Жупан сказал также, что ему известно о смертном приговоре, вынесенном Генову во время войны и не приведенном в исполнение из-за «прорыва под Добро-Поле». Жупан подчеркнул, что он хорошо понимает, что такое восстание и что значит быть деятелем коммунистической партии, а потому должен предупредить Гаврила Генова, чтобы он не вмешивался в политическую жизнь королевства Югославии, соблюдал законы. В противном случае, сказал жупан, придется прибегнуть к высылке повстанцев, что вряд ли принесет им пользу.

После назидательной речи жупана Гаврил спросил его:

— Знаете ли вы, что эмигранты получают от Красного Креста только хлеб?

— Знаю.

— Знаете ли вы, что только на воде и хлебе нельзя прожить?

— Знаю. Все знаю. Но жупанство не располагает средствами, чтобы выдавать их болгарским эмигрантам.

— Тогда мы сами позаботимся о работе, господин жупан, достаточно будет только вашего разрешения.

— Жупанство ничего не имеет против этого, но работы нет и для сербских рабочих, а тем более для болгарских эмигрантов.

— Предоставьте нам решить этот вопрос, господин жупан. Вы сами видите, приближается зима. В этих деревянных бараках мы умрем от холода.

— Согласен с вами, господин Генов. Жупанство не будет вам мешать, но хочет от вас только одного: не вмешивайтесь в политическую жизнь королевства Югославии. Хватит вам и вашего восстания, — улыбнулся жупан, — незачем устраивать еще одно в Югославии.

— Это ваш внутренний вопрос, господин жупан. У нас, болгарских коммунистов, в настоящий момент есть иные проблемы и заботы. Близится зима, нужно подумать о хлебе насущном и о жилье для наших людей… Решение этих вопросов — это часть общей проблемы восстания…

— Как бы мне ни было неприятно, господин Генов, но жупанство разрешает жилищные вопросы коммунистов только в единственном случае: когда приходится их арестовывать. Пока у нас нет для этого оснований!

Жупан предложил сигарету своему собеседнику, но, услышав, что тот не курит, раздраженно отодвинул коробку.

Гаврил с угнетенным чувством покинул жупанство — оно ничем не отличалось от болгарских полицейских учреждений. В тот же вечер он посетил гостиницу «Княжевац», где увиделся с Георгием Димитровым и Василом Коларовым. Встреча была радостной и сердечной. Друзья были счастливы, что живы, здоровы, встретились и готовы и дальше вместе идти дорогой борьбы.

В этот вечер предстояло обсудить важные, неотложные задачи, от решения которых зависели будущее партии и личная безопасность руководителей. Нужно было немедленно связаться с Исполкомом Коммунистического Интернационала в Москве, просить содействия со стороны МОПРа, привлечь внимание мировой общественности к тяжелому положению болгарского народа, разослать телеграммы в Турцию, Грецию, Румынию с просьбой об оказании помощи и содействия эмигрировавшим туда повстанцам, войти как можно скорее в контакт с коммунистической партией Югославии, разыскать министров-земледельцев, эмигрировавших в Югославию после свержения правительства Стамболийского, чтобы создать общую организацию по руководству действиями эмигрантов…

Самой неотложной задачей было обеспечить как можно скорее работой и кровом непрерывно прибывающие повстанческие группы, пока не наступила зима.

Все эти вопросы были обсуждены Димитровым, Коларовым и Геновым в тот вечер в гостинице «Княжевац» города Ниш. Решить их немедленно, как того хотелось, было, естественно, невозможно.

Миновала полночь. Со стороны вокзала доносились паровозные гудки. В тишине отчетливо слышался стук вагонных колес международного поезда, уходившего в Болгарию. Это навевало грусть и тоску по родине.

— Остается нерешенным еще один вопрос, — сказал в заключение Коларов. — После всего того, что произошло, нужно написать воззвание к болгарскому народу…

— Ты опередил меня, — вмешался Димитров. — Я только что подумал об этом.

— Идея отличная! — согласился Гаврил Генов. — Но как ее осуществить?

— Важно написать воззвание. Остальное — уже вопрос техники, — продолжал Коларов. — Народ должен знать, что мы живы и продолжаем бороться.

— И что мы его не забыли, — добавил Димитров.

— Нужно подумать, — сказал Коларов, взглянув на часы. — Сейчас уже поздно, но завтра или послезавтра у нас уже должен быть готов текст этого воззвания…

— Непременно! — согласился Димитров. — А сейчас?

— Сейчас спать…

…Как трудно было уснуть этой ночью после всего пережитого. Тысячи мыслей сверлили мозг, лишали покоя. В ушах все еще звенел далекий, зовущий паровозный гудок международного поезда, с грохотом умчавшегося к границе Болгарии… Той Болгарии, в борьбе за которую они истекали кровью, которая занимала все их мысли, за которую болела душа… Той Болгарии, которую топтали сапоги харлаковых и цанковых, русевых и вылковых… Той Болгарии, где властвовал царь и умирал народ!

Генов добрался до своего места, лег на соломенный тюфяк, ощутил тепло лежавших рядом товарищей, но не мог заснуть. Каким-то странным образом появлялись и уплывали мысли, перемешивались чувства, прошедшие события, представления о будущем, но над всем этим незримо властвовала надежда на неминуемую победу их бессмертных идей.

У него в маленьком блокноте мелким почерком сокращенно и непонятно для других, намеками, которые только он мог понять, было записано главное: общие задачи и его личные обязанности. Еще хотелось, чтобы поскорее наступило утро и можно было бы заняться порученным делом. И благодаря этому жить полнокровной жизнью, переносить все тяготы поражения. Для товарищей он был готов отдать все силы. С ними он шел в одном строю и готов был идти до конца жизни. У него не было других интересов. Сейчас товарищи ждали от него помощи, его верной руки и решительного слова, которое всегда слушали с верой и надеждой…