Камен Калчев - Генеральная проверка

Эти взаимоотношения являлись главным неблагоприятным обстоятельством, обрекавшим народ на поражение перед организованным наступлением реакции. Они же были главным благоприятным обстоятельством, которое давало фашистским заговорщикам громадные политические преимущества и фактически гарантировало успех переворота» [5] История Болгарской коммунистической партии. М., 1971, с. 256. .

Да, те события давно отшумели. Сегодня все это кажется ясным. Все поступки и дела людей того периода тщательно проверены, изучены, взвешены. Частое сито времени просеяло все пристрастия и предпочтения, чувства и темперамент. Все просеяно, классифицировано, разложено по полочкам. Нашлось всему место в памяти людей, в музеях, в легендах, в песнях…

Но в те июньские дни 1923 года обман свил себе гнездо в сердцах людей, скрывая от них правду, не давая им возможности понять, что надо делать… Подлость и вероломство, коварство и ложь — темные и черные силы расползались по земле; они отравляли людей своим ядом, убивали их кинжалами, огнем пулеметов и пистолетов, добрыми намерениями, красивыми речами, иллюзиями и догматической скованностью, наивной надеждой. Трудное время! Тяжелое время!..

Майор допил свой чай и встал. Надел темные очки. Попрощался и ушел.

По городу все так же продолжали патрулировать солдаты. Майор отвечал на их приветствия и уверенно шел дальше. Дула орудий и пулеметов были зловеще ощетинены. Оконные занавески оставались задернутыми…

В дневнике журналиста записано:

«Один из офицеров сообщил нам, что царь вернулся, что он сейчас переодевается и примет нас через несколько минут. Нас провели в старый охотничий домик… в кабинет царя… Мы садимся, с любопытством рассматриваем чопорную обстановку деревянного дворца, на которой лежит печать холодного, неприветливого характера Фердинанда… Проходит несколько минут, и на верхней площадке лестницы появляется царь, одетый в темный штатский костюм. С присущей его возрасту быстротой он спускается к нам…»

Да, наконец-то появился Борис. Появился исчезнувший царь. Царь, о котором они мечтали. Как жаждали они его видеть!.. На нем были темный костюм, белая рубашка, красный галстук и в тон ему шелковый платочек. К лацкану приколот железнодорожный значок… Царь слегка сутулился, выражение его свежего после утренней прогулки лица было сосредоточенным. Смотрел он вниз, на ноги посетителей; его нос с горбинкой вызывал у визитеров благоговение перед древностью царского рода. Царь поздоровался со всеми за руку и сказал:

— Здравствуйте, здравствуйте, господа!

Отвечали ему каждый в отдельности:

— Здравия желаем, ваше величество!

— Ваш покорный слуга, ваше величество!

— Здравствуйте, ваше величество!

— Очень рад снова увидеться с вами, профессор. А вы как поживаете, господин Смилов? Мы ведь знакомы с вами по конгрессу офицеров запаса.

— Так точно, ваше величество!

— А, и вы здесь! Вы ведь из газеты «Народен глас», не правда ли?

— Да, ваше величество!

— Я читал вашу статью о бонапартизме. Хорошая статья, но очень острая.

— Благодарю, ваше величество!

— У вас острое перо! Хорошее перо!

— Рад стараться, ваше величество!

— Но садитесь же, господа, садитесь!.. Может быть, выпьете по чашке чая?

— С удовольствием, ваше величество, — сказал профессор.

— Подайте господам чай, — приказал царь. — По утрам здесь довольно прохладно. Не правда ли, господа?

— Прохладно, ваше величество, — ответил профессор. — Довольно-таки прохладно!

— Но зато здесь так свежо и красиво, — добавил журналист, ерзая на стуле. — Особенно прекрасен птичий хор!

Царь окинул всех взглядом, снисходительно улыбаясь. Они скованно сидели на стульях с высокими спинками и чинно глядели на него, сравнивая его лицо с фотографическим портретом, висевшим на стене за спинкой трона: его величество был изображен на нем в форме паровозного машиниста. Им трудно было поверить, что сидящий на троне человек, чистенький, аккуратненький, словно готовый идти под венец, — настоящий царь.

— Ну, господа, — сказал он, — какова цель вашего визита? Что привело вас сюда в столь ранний час?

Министры как-то суетливо зашевелились. Но тут принесли чай. Пока его разносили, царь не отрываясь смотрел в окно. Он очень хорошо знал, что они второй раз пьют чай в это утро, и это его забавляло.

— Итак, господа, — снова обратился к ним Борис, когда они принялись за чай, — что же вы хотите мне сообщить?

— Ваше величество, — торжественно начал профессор, отодвигая в сторону свою чашку, — правительство Александра Стамболийского низложено этой ночью! Волею народа и армии.

— Волею народа? — удивился царь.

— Да, ваше величество, — продолжал профессор, — этой ночью воинские части в столице и в провинции достойно и без кровопролития исполнили свой патриотический долг, установив повсюду порядок и спокойствие. В силу обстоятельств мы были вынуждены возглавить эту патриотическую инициативу, дабы привести к спасительным берегам находившийся в опасности государственный корабль, благополучно обойдя все подводные рифы и избежав междоусобицы.

— Подводные рифы, — пробормотал Борис. — И междоусобицы!..

Ему был противен вид этих прокисших, пропахших потом, невыспавшихся, жаждущих власти людей, напуганных кошмарами конспирации.

— Продолжайте, продолжайте, профессор! — проговорил он, не отводя, взгляда от письменного стола. — Я вас слушаю!

— Ваше величество! Мы прибыли к вам в уверенности, что болгарский царь одобрит совершенный нами и армией акт! И что он согласится подписать подготовленные нами указы!

Царь усмехнулся.

— Я больше не царь, господа! — сказал он. — После того что произошло этой ночью, я больше не царь. Отныне я обыкновенный гражданин! Что осталось от прерогатив главы государства? Зрело обдумывать каждый свой шаг и поступать в соответствии с голосом разума и интересами народа? Игнорированы положения нашего основного закона, разрушен стройный механизм управления страной. Нет, господа, я больше не болгарский царь!

— Ваше величество, — возразил профессор, — вы — царь болгар. Никто не дерзнул посягнуть на ваши прерогативы. И нет никого, кто мог бы их оспорить!

— Господин Цанков, когда расшатываются прочные устои государства и государственных институтов, когда, попираются законы и традиции, тогда функции главы государства лишаются смысла и содержания.

— Ваше величество! — повысил голос профессор, начиная понимать, куда клонит царь. — Мы пришли к вам от имени народа, ни на минуту не забывая о вековых традициях нации. Институт монархии для нас свят. Мы видим в нем тот опорный столп, вокруг которого объединяются наша вера и наши надежды на светлое будущее Болгарии. Этому институту мы присягнули служить верой и правдой до конца нашей жизни.