Камен Калчев - Двое в новом городе

— Сам знаешь, — вяло ответил я. — Туда, где заварил всю эту кашу.

— Хорошо. А теперь, надеюсь, я свободен?

— Нет!

— Что еще от меня требуется?

— Поедешь со мной!

— Сейчас?!

— Да, прямо сейчас.

— Поехали!

Я уже собрался вылезать из кабины, чтобы зайти с другой стороны — на свое место за рулем. Стоп! Пока я буду делать это, он может удрать. Спрашиваю его строго:

— Ты готов?

— Готов, — отвечает, да с таким самодовольством, будто не его, а меня должны будут подвергнуть осуждению. — Могу явиться куда угодно. Я не виновен.

— Не спеши.

— Я не виновен! — повторил он. — Ну, поехали!

Эта его готовность смутила меня, даже ошарашила. В жизни еще не встречал таких бесстыжих. А вообще-то, чем я докажу его вину? И для чего тащить его с собой? Чтобы мне потом в глаза смеялись? Называли простофилей, защитником падших женщин? Надо признать, миссия моя потерпела полный провал. Я отворил дверцу и велел ему убираться ко всем чертям.

Он но сдвинулся с места — видно, хотел убедиться, что победа на его стороне.

— Не вылезу. Я намерен поехать с тобой и выяснить, что там у вас болтают. Знаю, вы уж постарались меня в грязи вывалять. Я должен обелить себя! Может, даже и в суд подам. Я дорожу своей честью!

— Вылезай! — заорал я. — Убирайся сию же минуту!

— Нет, не вылезу, пока не скажешь, что переменил свое мнение обо мне.

Это уж было слишком. Я схватил его за руку и силком вытащил из машины.

— Мерзавец! — прохрипел я сквозь зубы. — Прохвост!

Думаете, он ушел? Как бы не так! Он продолжал изображать из себя оскорбленную невинность. Теперь уж я попытался стращать его милицией. Он расхохотался и заявил, что к помощи милиции прибегают одни сплетники да старые девы. Потом повернулся и зашагал прочь, подняв воротник пальтишка. Через несколько шагов остановился, закурил.

В смятении сидел я за рулем и не знал, что делать. Я был раздавлен этим слизняком. Да, выходит, не всегда твердые предметы — самые устойчивые. Случается и обратное. Впервые мне стало боязно за людей. До сих пор они казались ясными и понятными. Никогда не думал о них, как о безнадежных. А теперь какое-то хилое ничтожество выбило у меня почву из-под ног.

Стояла уже глубокая ночь, когда я двинулся в обратный путь. Дорога хорошо знакома, и колеса словно сами несли машину по шоссе. Мысли меня не отпускали. Собственные добродетели вызывали серьезное сомнение. Нет у меня права вершить справедливость, даже если медицинская экспертиза установит отцовство.

И все же у ребенка есть отец… А вдруг мать и сама не знает, кто именно?.. Эта мысль повергла меня в ужас. Я изо всех сил надавил на газ, словно собрался загреметь с первого же обрыва. Но машина как будто чувствовала все повороты и спасала меня от явной гибели. Я мчался и мчался сквозь ночь, уверенный, что ей суждено стать ночью моей смерти. Но смерть не приходила. Может, она просто не хочет меня? Слишком я для нее ничтожен? В самом деле, кому нужны оплеванное достоинство, утраченные иллюзии, развенчанная прозорливость и самоуверенная логика?

Меня несла на своих крыльях темнота. Я не имел уже никакого представления о том, где нахожусь и сколько осталось до конца пути. Время, направление — все исчезло. Точно я не от мира сего, не житель этой Земли, которая все еще терпит меня и предоставила в мое распоряжение свои отличные дороги, залитые асфальтом, обсаженные тополями, устремленные к городам, где все трудятся…

Я сжимал баранку и плакал от одиночества, сдавливавшего меня со всех сторон.

Я увидел огненный столб, взвившийся прямо перед глазами. Руль вырвался из моих рук…

В сущности, так мне только показалось в момент катастрофы. Не было никакого огненного столба: про сто уставшее сознание было охвачено пламенем, которое я и принял за пожар.

Как мне потом рассказывали, я потерял сознание в тот миг, когда машина, пробив каменный парапет, рухнула с откоса на каменистое ложе пересохшей речки. Вот уж поистине заговоренный: после такого и остался жив! Правда, я сломал руку и получил тяжелую контузию от удара в грудь. Говорят, меня подобрал шофер грузовика, ехавшего следом, доставил в ближайшую больницу, где мне оказали первую помощь. А потом, когда я пришел в себя, меня перевезли в наш город, так как посчитали, что здесь более квалифицированные медицинские силы. Благодарен я людям за все заботы. Мне, человеку совершенно одинокому на этом свете, очень радостно ощущать это всеобщее внимание.

Сейчас я в санатории, что в пяти километрах от нашего города, в старом дубовом лесу. Есть тут озеро и множество фонтанов. Они весело бьют, сверкая на солнце и разнося прохладу. Вокруг них прогуливаются больные, облаченные в длинные кофейного цвета халаты. По ночам в лесу заливаются соловьи. Слушаю их и пытаюсь пересчитать. Сам не понимаю, зачем это мне.

Врачи не велят подходить к фонтанам: простужусь, дескать. Думаю, это излишняя предосторожность.

Зима пролетела почти незаметно. Нет, пожалуй, это не совсем так. После того как привели в порядок сломанную руку, я почувствовал какие-то боли в груди, но не обратил на них особого внимания, а вскоре слег с воспалением легких. Это отняло у меня еще около трех месяцев. Только с ним разделался — обнаружились «неполадки в кровеносной системе». В общем, повалялся на больничных койках. Даже не был в автоинспекции, чтобы дать показания о происшедшей катастрофе. Впрочем, и без меня установили, что она — следствие неисправностей в тормозах и рулевой системе. А все же интересно было бы поговорить с тем, кто дал такое заключение. По-моему, я грохнулся с откоса просто из-за усталости и нервного перенапряжения. Но об этом никто не знает.

Всю зиму я хранил в строжайшей тайне свою встречу с молодым Масларским. Второго такого позорного дня в моей жизни не было. Чего я хотел от парня? Признания в том, что он отец ребенка? А я здесь с какого боку? Зачем мне это нужно было? До сих пор не могу объяснить причины своего поступка.

Лежу на больничной койке и размышляю. Порой охватывает такое отвращение к себе, что не могу смотреть в зеркало. Что меня тянет вмешиваться в чужие отношения?

Жизнь налаживается и без нашего вмешательства. Знаю, что никогда больше не сяду за руль. Вот уже месяц не переставая думаю о переквалификации. Слышал, что в нашей бригаде прошло собрание с единственным пунктом повестки дня: «Марин Масларский». По общему мнению, выраженному Иванчевым, старым моим доброжелателем, мне следует переходить в механики. Спасибо Иванчеву. Он всегда был умным и добрым. А этот балаболка Драго настаивал, чтобы меня поставили на электрокар — там, дескать, не так трудно, как в механиках. Спасибо и Драго. Он тоже хороший. И умный! Только строгая Гергана, которая присутствовала на собрании, заявила, что я должен перейти в контору, поскольку разбираюсь в финансовых и административных вопросах. Это предложение, хоть оно и было сделано из добрых побуждений, очень меня раздосадовало. Я категорически отверг его в записке, которую послал Иванчеву. Добрейшая душа Иванчев раздавил «ампулу» за мое здоровье и ответил, чтобы я не беспокоился: где вода текла, там и будет течь… Итак, остаюсь рабочим. Буду работать механиком вместе с Иванчевым. Вот за это спасибо!