Алла Калинина - По образу и подобию

— Что за гадости! Не понимаю, зачем тебе надо меня морочить, дразнить, даже не знаю, как это назвать…

— Да не думаю я тебя дразнить, я тебе просто рассказываю главные события моей жизни, а ты мне почему-то не веришь.

Наконец-то Марго оглянулась, пристально посмотрела на меня своими прекрасными выпуклыми глазами, медленно пожала плечами.

— Ты хочешь сказать, что это все не шутка? Ты ждешь ребенка на стороне, будешь всю жизнь платить алименты? Но, Юра, зачем ты это сделал?

— В жизни за все приходится платить, это нормально. А впрочем, ничего здесь от меня и не зависело, все получилось случайно. Вот ты, например, ни в чем же не виновата, правда? А все равно скоро станешь бабушкой, так уж устроена жизнь.

— Ах, Юра, Юра! Да как ты можешь!

— Могу, как видишь. Пожалуй, пойду погуляю немного. Ты не возражаешь, мамочка?

Я не спеша вышел из подъезда и с облегчением сбросил с себя раздражающую тяжесть всех этих неприятных, но неизбежных разговоров, наконец-то можно было немного помолчать. Я огляделся вокруг, ничего здесь не изменилось за время моего отсутствия, разве что тополя немного поблекли, потемнели, не было уже в листве деревьев недавнего молодого голубого сверкания. Что ж, время движется, лето перевалило за середину, пора. Я вышел на улицу, и ноги сами собой понесли меня по привычной дорожке, конечно же я соскучился по Валентину. Вот и знакомый переулочек, таинственная стена с собачьим лазом. Я повернул за угол и подергал калитку. Заперто. Никогда прежде этого не случалось, неужели Валентин уехал куда-то? Я дернул посильнее.

— Кто там? — раздался тоненький голосок.

— Я к Валентину Александровичу.

Щелкнула задвижка, калитка приоткрылась немного, и я увидел высокую худенькую девочку в шортиках, черненькую, стриженую, загорелую.

— А вы — дядя Жора? Я так и подумала, нам папа про вас рассказывал. А меня зовут Валя, вы заходите, все дома, у нас сегодня праздник, потому что мы с Сашей приехали.

Я вошел во двор, и тут же из-за угла дома появился веселый, смеющийся Валентин. На шее у него сидел мальчик, очень похожий на Валю, только поменьше, лет пяти-шести.

— Ты вернулся? — приветливо спросил Валентин, ссаживая ребенка на землю. — В самый раз поспел, вот теща как раз детей привезла, ликуем. Проходи, проходи в сад…

Все было знакомое, привычное и все-таки неуловимо изменившееся от присутствия детей, а главное, от нового, прежде не замеченного мною выражения лица Валентина. Что-то в нем было раскованное, сияющее и очень естественное, впервые я заметил, что душою он не со мной — с ними. И вдруг мне стало обидно, жалко нашей ускользающей близости, на мгновение даже захотелось уйти, но остаться хотелось еще больше. Из-за стола улыбалась мне молодая, чуть старше Тамары, теща, они с Тамарой болтали, повернувшись друг к другу. Все подвинулись за столом, вот оно было и мое место. Принесли мороженое, дети завизжали от радости. И я вдруг с ужасом и обжигающим стыдом вспомнил, как осуждал Валентина и объяснял ему, почему его брак не удался. Какой осел, какая я самоуверенная ученая скотина! Да он же был самый удачливый, самый счастливый человек из всех, кого я знал, умный, сложный, противоречивый, полный сомнений и проблем, все осознающий и все-таки счастливый! Потому что решался, пробовал, делал ошибки — жил, а не сидел, над всем посмеиваясь, ни к чему не относясь всерьез, как я. А впрочем, глупо, безнадежно было пытаться разобраться в чужой жизни, все равно ничего не поймешь.

— Ну, как тебе понравились мои? — улыбаясь, спросил меня Валентин, когда мы встали из-за стола. — Правда, хороши? А как похожи друг на друга, правда?

— Да.

— А ты чего такой невеселый? Как съездил?

— Да ничего. Много интересного повидал. Между прочим, выдал невесту замуж за друга, тоже смешно.

Валентин коротко глянул на меня, помолчал.

— Бывает, — сказал он наконец, — моя Тамарка тоже замуж бегала от меня, да потом вот вернулась…

— Моя не вернется.

— Думаешь? Что же делать, значит, не судьба. Ты, главное, Жорка, не вздумай раскисать.

— Ты прямо как Марго, она тоже сказала: «Не раскисай, Юра».

— Молодец твоя Марго, правильно сказала. Чем раскисать, ты лучше повнимательнее вокруг посмотри.

— Почему вокруг?

— А ты думаешь, твоя суженая в тридевятом царстве живет и у нас здесь такие пока не водятся? Заблуждение молодости. А ты, братец, ведь не так уж и молод, правда? Чего ты ищешь, Жорка?

— Не знаю… наверное, чего-то своего. Сам не знаю, чего ищу. Да что говорить об этом, не стоит, неинтересно… Ты лучше вот что мне скажи, а твоя мать что же, не приехала?

— Визит к бабе Свете запланирован на завтра. Это, знаешь ли, довольно сложный ритуал. К нам она не любит ходить, это надо подарки детям нести, да ехать далеко, и вообще на чужой территории она теряется. А у себя приходится тратиться на обед, тоже свои проблемы. Зато подарки несем уже мы и стараемся, чтобы сумма перекрывала ее затраты. И чтобы ничего там не трогать. И еще Тамара накрывает на стол и моет в конце посуду. Словом, создаем условия, при которых конфликтам практически не остается места в нашей жизни. И знаешь, с тех пор как мы это поняли, все стало получаться довольно неплохо.

— Ну, а дети как?

— Они ее не любят, увы. Но мы стараемся, чтобы они ее хотя бы жалели. Бедная больная старенькая баба Света.

— Ну и как, получается?

— Не очень. Они такие наблюдательные маленькие хитрецы, все понимают, все замечают, до всего докапываются какими-то своими, детскими путями. Иногда даже не поймешь — как, откуда, а они все знают. Удивительно. А твоя Марго как? Поговорили вы с ней?

— Только и делаем, что говорим, а все почему-то не можем сдвинуться с места.

— Вот видишь, и тут мы братья, любим мы с тобой сложности, просто спасу нет. Но ты не горюй, хочешь, я тебе такой белый костюм отгрохаю, что все женщины разом от тебя отпадут, у меня и материальчик есть подходящий. Когда у тебя день рождения? Вот я тебе к дню рождения и подарю, хочешь?

Хорошо было у Валентина. Яблоки в потемневшей, поблекшей листве сада стали виднее, подросли, налились, одни побелели, другие зарумянились, и в свежем вечернем воздухе, и в слишком прозрачном небе заметен был уже перелом лета. Что-то изменилось в наших отношениях, мы говорили свободнее, проще, без проверок и иносказаний, и ласково поглядывали друг на друга, и улыбались друг другу ободряюще, братья как братья. Мне не хотелось домой. Но дети вертелись вокруг Валентина, дергали его за руки, им не терпелось скорее получить его в полную свою власть. И я наконец-то поднялся. Они всей семьей провожали меня до калитки, даже веселая кокетливая теща. Маленький, всеми забалованный Сашка лез мне на руки, у него шатался передний зуб, и он все время раскачивал его двумя пальцами. Ему хотелось скорее вступить в период линьки, стать взрослым и получить всю полноту взрослых прав. Сколько заблуждений сразу для такого маленького человечка. Мы долго стояли у калитки, смеялись, и болтали, и мои новые племянники льнули ко мне, и все были ко мне добры. Какой я был богатый, счастливый человек в этот вечер. И в то же время было мне печально, и больно, и тревожно оттого, что столько времени упущено было зря, и страшно, что так и не успею вскочить на подножку уходящего уже, все набирающего скорость поезда.