Омар Кабесас - Горы высокие...

Я ощущал огромное любопытство и радость, потому что мне предстояло встретиться с товарищами. Больше всего мои мысли занимали Иван Монтенегро и мой сын или дочь. Когда мы расставались с Клаудией, она готовилась стать матерью. В горах один связной сообщил мне, что видел Клаудию, и она сказала, что, наверное, родит двойню. Сроки прошли, и теперь мне оставалось гадать: у меня сын, или дочь, или…

Наконец мы добрались до местечка под названием Телика, зашли в один домик, и тут я встретился с товарищем по имени Франсиско Лакайо. «Ты знаешь, что у тебя девочка?» — спросил он меня. «Нет», — ответил я. «Девочка, и очень похожа на тебя». Меня охватил прилив нежности. И конечно, я стал думать о том, как бы мне повидаться с Клаудией и взглянуть на дочку. Мы добрались до дома, где нам предстояло встретиться с руководством. Говорили, что на встречу приедет руководитель района Иван Монтенегро. И действительно, однажды вечером к дому на такси подъехал Иван Монтенегро. Водителем был тоже наш товарищ. Мы выбежали навстречу, а Иван, немного волнуясь, сказал: «Садитесь, скорее садитесь в машину». Мы сели, и такси поехало в Леон. Еще до приезда в этот город мне снились жуткие картины: вот жители узнают меня на улице, гвардейцы начинают преследовать меня, и я вынужден отстреливаться, а винтовка оказывается негодной… Да, сны эти были поистине кошмаром.

В Леон мы прибыли вечером, часов в восемь… Боже мой! Тот же самый бульвар, та же авеню Дебайле, тот же госпиталь, станция, парк Сан-Хуан. Ничего не изменилось! Мне дали темные очки, чтобы никто не смог узнать меня. Я смотрел на людей, и меня охватывал страх. Угроза быть схваченным и даже убитым гвардейцами была реальной и почти ощутимой. Мы старались идти по окраинным кварталам, избегать центра города, пока наконец не пришли на явочную квартиру. Этот дом в Субтиаве принадлежал портному, имени которого я сейчас не могу припомнить, как не помню и точного адреса. Могу только сказать, что было это в Субтиаве, неподалеку от улицы Реаль. И вдруг — какая радость! — встречаю Луиса Гусмана, Кинчо Ибарру, Хорхе Синфоросо Браво. Нас накормили, я принял ванну, переоделся в чистую одежду. Мне вдруг захотелось шоколада, мороженого, конфет из лавки Прио… Чем только я не полакомился бы сейчас! Казалось просто невероятным, что я снова был в центре Леона, а об этом не знали ни гвардейцы, ни служба безопасности, ни мои друзья, ни члены моей семьи.

Мы уже находились в городе дня четыре, как вдруг пришел приказ от Педро Арауса, члена Национального руководства: меня направляют в Окоталь, где прооперируют, а затем переправят на север страны. В то время региональным руководителем был Пелота — так называли Мануэля Моралеса Фонсеку. В том же регионе находился и Баярдо Арсе. Мы вышли, когда уже рассвело, было это примерно в половине шестого утра. Нас должны были встретить в двух кварталах от дома. Иван Монтенегро, Кинчо Ибарра и я шли по улицам, а в тот час двери домов были открыты, по улицам ходили торговцы хлебом, маслом. Мои товарищи, менее смуглые, чем я, шли по краям, а в середине шел я, надеясь скрыться от любопытных взглядов прохожих. Но скрыться от них было невозможно. Люди бросали в мою сторону полные удивления взгляды, а мне казалось, что некоторые даже здоровались со мной. Но жители Субтиавы были настроены против Сомосы, так что это была территория в политическом смысле абсолютно свободная. Меня пригласили сесть в машину, и мы поехали по шоссе Леон — Сан-Исидоро. На перекрестке улиц стояла другая автомашина, и я пересел в нее. В водителе я с радостью узнал Тоньо Харкина, известного в Новой Сеговии доктора Антонио Харкина Толедо. «Не может быть! — воскликнул он, потому что считал, что я должен был в это время находиться в горах. — Как поживаешь, Тощий?» «Черт возьми, а ты растолстел!» — ответил я. «Да и ты не кажешься мне худым», — произнес он. Возможно, так оно и было. Мы давно не виделись, и за это время я действительно немного растолстел, потому что ел много кукурузы.

Отвезли меня в Окоталь, где и должны были прооперировать. Теперь я начал терзаться, что меня станут оперировать на какой-нибудь частной квартире и сделает это какой-нибудь врач-подпольщик.

«Когда же будет операция?» — спросил я Тоньо. «Сначала, — ответил он, — надо посмотреть, как обстоят дела в больнице Сомото, потому что оперировать тебя я буду там». «Вот как?! — удивился я. — Неужели это произойдет в больнице Сомото?» Вскоре мы остановились в доме напротив больницы.

На следующий день я в нетерпении спросил Тоньо: «Как там с больницей?» «Ты понимаешь, — ответил он мне, — мы сейчас стараемся все устроить, но сначала надо выяснить, какие медсестры будут с тобой иметь дело, к тому же надо найти анестезиолога». «А анестезиолог и медсестры — наши товарищи?» — спросил я. «Нет, — ответил он. — Но ты не волнуйся: оперировать будем мы с Саулем. Прошу тебя, не беспокойся, я просто скажу в больнице, что ты мой двоюродный брат, что пробудешь там недолго, дня три».

Еще через день Тоньо пришел и сказал: «Ну пошли, приятель». Часов в пять вечера я оказался в больнице. На всякий случай я взял с собой гранату. «Боже мой, — думал я, — было бы ужасно, если бы меня вдруг обнаружили гвардейцы и взяли бы прямо с операционного стола, избили бы прикладами и выволокли наружу. Только что перенесший операцию, сильно ослабевший, я не смог бы оказать им сопротивление. Ну так вот, если появятся гвардейцы, я вытащу гранату из-под подушки и тут же в комнате подорву и себя, и гвардейцев». С Тоньо я договорился, что после операции он будет спать возле меня, а на улице, у входа в здание больницы, на всякий случай будет стоять машина.

Ко мне пришла медсестра и сказала: «Раздевайтесь, нам нужно помыть вас». Я снял ботинки, носки, брюки, рубашку, а она снова: «Снимите трусы, потому что нужно побрить вас». «А разве не врач будет это делать?» — спросил я, чувствуя себя неловко. «Нет, — ответила она, — это сделаю я, и, пожалуйста, поторопитесь». «Черт возьми! — подумал я. — Какой стыд!» Но делать было нечего, пришлось мне снять и трусы. А она с серьезным видом продолжала раскладывать на столе медицинские инструменты, вату, бинты, разные коробочки, какие-то стаканчики… Я лег на кровать и положил руки за голову. Хотел закрыть глаза, но они открывались помимо моей воли.

Пока меня готовили к операции, я ухитрился спрятать под подушку пистолет и гранату. Вот и операционная. Мне сделали укол и попросили считать: раз, два… Не успел я сосчитать до трех, как заснул. Проснулся уже в палате, укрытый одеялом, в больничной одежде. Чувствовал я себя при этом ужасно… Вот здесь-то все и началось… Боже мой! Только бы не явились гвардейцы! Пусть мы все здесь погибнем, но меня им ни за что не взять живым! Но ведь гвардейцы могут прийти, когда я сплю, и убьют меня спящего… Тогда я спросил Тоньо: «Как дела?» «Все спокойно, все спокойно, — ответил он. — Ты не волнуйся, здесь все под контролем!» «Ты все-таки поосторожней», — попросил я. «А знаешь что, Тощий? Я хотел бы съездить в Эстели, к Луисе. Дело в том, что мы с ней поссорились». «Да, но ты вернешься сюда и будешь спать со мною рядом?» — забеспокоился я. «Конечно, конечно!» — пообещал Тоньо. Помириться с Луисой Тоньо не удалось, и в Эстели он до чертиков напился, а оттуда поехал обратно, в Сомото. Он был страшно пьян и остановился на дороге, как раз перед въездом в Кондегу, чтобы поспать. Гвардейцы, разумеется, заметили автомобиль, подошли поближе, набросились на Тоньо, избили его, допросили, обыскали машину и нашли пистолет со стертым номером, революционную литературу и, естественно, арестовали его. На следующий день, часов в шесть вечера, в больницу пришла одна наша приятельница в сопровождении двух товарищей и сказала: «Одевайтесь скорее, уходим». «А что произошло?» — спросил я. «Вчера вечером схватили Тоньо Харкина, он был пьян, и мы не знаем, что они выпытали у него».